Стефан Дичев - Современная болгарская повесть

Он впился в меня своими выпученными глазами — мне на мгновение почудилось, что он фотографирует меня.

«По каким соображениям? Стратегическим! — ответствовал он. — Разумеется, стратегическим!»

«Стратегическим, ваше высокопревосходительство? Насколько мне известно, да вы и сами изволили говорить, нас ожидал укрепленный Адрианополь!»

«Да, я говорил! Говорил! Аллах свидетель… Сейчас каждый винит меня… Но разве это я пропустил русскую армию к нам в тыл? Во-первых, они захватили вокзал-дорогу на Адрианополь, во-вторых… Посудите сами! Как могли мы отвести войска к Адрианополю? Вы полагаете, что следовало ждать, пока они меня окружат?»

«Вы сказали „русская армия“. Какие же силы, по вашим предположениям, действовали у вас в тылу?»

«Откуда я могу знать? — огрызнулся он. — Мне не докладывали… Но если принять в соображение широкий фронт, на каком они действовали, иными словами, если подсчитать…»

Я терпеливо ждал. Мне хотелось понять, как далеко увело его воображение в ту ночь. И не роковое ли угощение в ресторане синьора Винченцо спутало его стратегические планы. Ибо если так, то ненавистный Стамо достиг своей цели.

Я терпеливо ждал. Сулейман же вопреки обыкновению медлил в нерешительности. Вообще он очень переменился. Я заметил это с первого же взгляда.

«Две конные дивизии, пожалуй… — неуверенно начал он. — Нет, больше! Вероятно, пехота форсировала реку, А если прибавить артиллерию… Самое малое — корпус, дражайший мистер Барнаби! Не менее корпуса!» — теперь уже решительно объявил он. Видимо, мания цифр и подсчетов вновь овладела им, потому что, позабыв обо всем, он пустился подсчитывать соотношение сил правоверных и православных на различных участках фронта.

«Скажите же мне, дражайший мистер Барнаби! Скажите свое мнение! Клянусь бородой Пророка, я не мог поступить иначе, чем поступил…»

«Там был всего лишь один эскадрон драгун, ваше высоко…»

«Что? Эскадрон?!»

Я подумал, что он свалится с лошади.

«Во имя Аллаха! Признайтесь, что вы пошутили!» — взмолился он внезапно осипшим голосом.

«Весьма сожалею, — сказал я. — Да, один эскадрон. Тот самый, что взял меня в плен. И должен прибавить, ваше высокопревосходительство, что эскадрон был в неполном составе».

— Такова была вторая моя встреча, господа, — заключил путешественник, вновь вынимая из кармана часы. — Весьма минорная, не правда ли? Увы, именно ею вынужден я закончить свой рассказ.

— Минутку, Фрэдди! — неожиданно прозвучал голос его супруги, изящной Элизабет Английской. — Вы мне никогда не рассказывали, что сталось с тем господином.

— Каким господином?

— Я говорю о его высокопревосходительстве, милый. Удалось ли ему провести свою армию через горы? И вывезти ее на кораблях?

— Разумеется, дорогая! Его армия прибыла в Стамбул ровно через неделю после капитуляции Турции, и султан в знак благодарности мигом заточил его в тюрьму… К сожалению, должен вас разочаровать, господа, — случилось так, что, будучи в столице, я не сумел выбрать времени навестить его, угостить табачком, как сейчас принято выражаться. Теперь уж мне и впрямь больше нечего добавить к сказанному. Пусть Миллет поведает нам о прибытии его друзей, и тем мы завершим наш диалог. Итак, Фрэнк, финал! Последний штрих, как говорите вы, художники… Заметьте, господа, что и сейчас все преимущества на его стороне. Сама идея принадлежит ему, он расставил центральные фигуры, определил цветовую гамму, колорит. Сделайте же и последний штрих, друг мой, чтобы впечатление было целиком в вашу пользу. Порой я сам себе дивлюсь! Видно, во мне дремлет тайная способность к самопожертвованию. Неужели вы этого не заметили?

Финальный аккорд Фрэда заставил нас некоторое время подискутировать над формулой древних: «Познай самого себя!» Но, как известно, такого рода познание невозможно, и Миллет вновь вернул нас к истории русского эскадрона.

Вопреки нашим ожиданиям финал был чрезвычайно краток. И хотя за каждым словом крылось волнение, Фрэнк имел благоразумие обуздать его.

Пока общество рассматривало рисунки, на которых была запечатлена встреча русской армии (извещенный телеграммой Гурко и его штаб переправляются через реку; ликующее население Пловдива встречает русских хоругвями, хлебом-солью), я невольно воздал должное композиционному мастерству Миллета, его умению расставить акценты, подчеркнуть главное. Ибо триумфальное вступление русских не находилось в прямой связи с подвигом эскадрона; неповторимый Пловдив с его «складчатыми» домами был освобожден еще в тот миг, когда капитан Бураго увидал с вершины Небет-тепе отступающее к югу пятидесятитысячное войско защитников ислама.