Гор Видал - Майра

– Вытяни руки вперед.

Он выполнил приказание, и я связала их вместе хирургическим жгутом. Не зря же я когда-то была медсестрой.

– Зачем вы это делаете? – беспокойство его возросло.

Указательным пальцем я ткнула его в мошонку, заставив вскрикнуть от боли:

– Никаких вопросов, мой мальчик.

Проверив, надежно ли связаны руки, я опустила смотровой стол так, что он стал на уровне двух футов от пола.

– Ложись, – приказала я. – На живот.

Заинтригованный, он сделал, как было сказано. Я прикрепила связанные руки к краю металлического стола. Как говорится, он был полностью в моей власти. Если бы я захотела, я могла бы убить его. В мои фантазии, однако, никогда не входило убийство или другое насилие, я не выношу крови, предпочитая причинять боль более утонченным способом, например, полностью разрушая представление человека о себе как о сексуальном триумфаторе.

– Теперь стань на колени.

– Но…

Сильный шлепок по ягодицам положил конец любым возражениям. Он стал на колени, сдвинув ноги и сжав ягодицы. Он напоминал пирамиду, в основании которой были голова и ноги в белых носках, а вершиной служил копчик. Я была готова к финальной стадии.

– Раздвинь ноги. Шире! – скомандовала я. С неохотой он раздвинул ноги так, что лодыжки вытянулись вдоль краев стола. Передо мной открылся вид, который нравился мне больше всего: тяжелая розовая мошонка, свисающая в промежность, а над ней под крестцом слегка поблескивает на свету сфинктер. Осторожно, стремясь не нарушить гармонию, я клала мазки на полотно, которого даже Мэри-Энн не доводилось видеть, не то что – осквернять.

– Что вы делаете? – голос был слабым, как у ребенка.

Начался настоящий террор.

– Запомни, ты должен полностью расслабиться. Иначе тебе может быть очень больно.

Затем я подняла кверху юбку, открыв закрепленный у меня на поясе искусственный пенис, который я выпросила вчера у Клема, притворившись, что хочу сделать с него слепок и использовать как подставку для лампы. Это весьма позабавило Клема.

Расти испуганно закричал:

– О нет! Ради бога, не надо!

– Сейчас ты узнаешь, что чувствует девушка, когда ты играешь с ней в мужчину.

– Господи Иисусе, вы разорвете меня! – голос дрожал от страха. Когда я стала приближаться к нему, держа пенис прямо перед собой, как сам бог Приап, он пытался освободиться от пут, но безуспешно. Тогда он пробовал сделать иначе: сдвинул ноги, дабы избежать проникновения. Бесполезно. Я снова раздвинула их и приставила свой таран ко входу.

На мгновение я заколебалась: отверстие было размером в десятицентовик, а муляж – дюйма два в толщину и около фута длиной, и я действительно могла поранить его. Но потом я вспомнила, что Майрон не задумывался о том, какие размеры имеет тот или иной объект, и решила, что то, что мог делать хрупкий Майрон, сделает пусть и неопытный, но крепкий Расти.

Я нажала. Розовые губы раскрылись. Головка вошла и остановилась.

– Не могу, – простонал Расти. – Я действительно не могу. Он слишком большой.

– Просто расслабься, и все будет в порядке. Не волнуйся.

Он попытался сделать, как нужно, и расслабиться, и головка вошла, хотя Расти даже задохнулся от боли.

Я торжествовала. Я отомстила за Майрона. Вся его жизнь, после того как он потерял невинность, приносила ему одни страдания. Сейчас я, Женщина-Победительница, уничтожала символ разрушителя (в лице Расти).

Удерживая Расти за бедро, я вдвигала дальше. Он кричал от боли.

Но я была неумолима. Я продвинулась еще глубже и надавила на предстательную железу; результат этого я обнаружила, потрогав в промежности: вне всяких сомнений, эрекция, которой он не мог одарить меня раньше, была достигнута. Размеры оказались вполне подходящими, а твердость – как у металла.

Но когда я двинула свое орудие еще дальше, пенис от боли опять стал мягким, а Расти снова закричал, умоляя меня остановиться; но словно одержимая, я гнала, гнала и гнала моего жеребца в запретную страну, вскрикивая от испытываемого мною своего рода оргазма и не обращая никакого внимания на прерывистые вопли Расти, усиливающиеся по мере того, как я проникала все дальше и все больше заполняла эту невинную плоть. О, это был священный момент! Я была одной из вакханок, одной из множества служительниц темного кровавого культа, я была сама как всемогущий и дикий бог, лишавший древних афинян человеческого достоинства. Я – вечная животворная плоть, я – источник жизни и ее разрушитель, я – сосуд, в который подчиненный моей прихоти мужчина отдает свое семя и свою кровь!