— Здоров, председатель! Поломался, что ли?
— Тебя поджидаю, — хмуро глядя на веселое лицо Ярошенко, ответил председатель.
— Если опять корм будешь просить, то больше не дам, у меня кончается, самому бы до весны протянуть.
— Афанасьевич, надо нам поговорить, — залезая к нему в повозку, произнес председатель.
— Опять в колхоз будешь звать? Я повторяться не буду, в твой голодный колхоз не пойду. Не колхоз, а срамота.
— Ты слышал про постановление крайкома партии?
— Я не партиец, и меня ваши постановления не касаются.
— Если бы они тебя не касались, я бы на таком морозе здесь тебя не поджидал… Тебе надо срочно в колхоз вступить.
— Я сказал "нет", значит, нет, — беря в руки вожжи, сердито ответил Ярошенко.
— Погоди, Афанасьевич, я еще не закончил. Вчера в соседнем селе уже три семьи раскулачили, а самих выслали. Я в районе был, боюсь, что скоро они и к нам нагрянут.
— А тебе чего бояться? Двор-то твой пуст.
— Не обо мне речь, а о тебе.
— И с каких ты пор такой сердобольный стал? Что-то раньше за тобой этого не замечал. Даже не здоровался.
— Афанасьевич, ты не ухмыляйся, я тебе добра желаю.
— Я знаю твою доброту, ты хочешь за счет моей скотины поправить свой захудалый колхоз. Не выйдет. Ты лучше своих колхозных лодырей заставь работать. Вчера я был у тебя на ферме. Ты хоть скотину пожалей. Ладно, с кормами ты прошляпил, но навоз-то из-под коров можно убрать? А твой скотник Федя с утра нахлебался так, что лыка не вяжет. Моя бы воля, я твой колхоз разогнал бы к чертовой матери. Одни лодыри и бездельники. Ты, Петрович, не обижайся на правду, ты сам виноват, а я в твой колхоз в жизни не пойду.
— Погоди, Афанасьевич, я тебе не все сказал. Я видел в списке твою фамилию. Тебя могут раскулачить.
— Пусть попробуют!
— А что ты против силы сделаешь? С вилами на нее пойдешь? Еще не поздно, завтра добровольно гони скотину в колхоз.
— На, выкуси! — Ярошенко подсунул под нос председателя фигу.
— Афанасьевич, ты не горячись, ты о наших детях подумай.
— Что-то я тебя не кумекаю.
— А ты что, не знаешь, что твой Виктор к моей девке ходит?
Ярошенко, пристально глядя на него, отрицательно покачал головой.
— Вот то-то. Они давно друг друга любят. О них нам с тобой надо подумать.
— Что, боишься с кулаком породниться?
— Я думал, мужик ты умный, а ты дальше своего скотного двора ничего не видишь. Нагрянут чекисты, выпотрошат тебя наизнанку и вышлют туда, где Макар телят не пас. Понял? Пока не поздно, завтра же гони скотину в колхоз.
— А может, прямо сейчас?
— Можно и сейчас, я быстро соберу правление, и мы примем тебя в колхоз.
— Не дождешься, — натягивая вожжи, с хрипотой произнес Ярошенко и, не дожидаясь, когда председатель слезет с саней, кнутом огрел лошадей.
Председатель, на ходу спрыгивая, путаясь в полах тулупа, упал.
— Эх, дурень ты, дурень, — вставая, произнес он.
Петр Афанасьевич, несколько раз кнутом огрев лошадей, сквозь зубы вслух процедил:
— Пусть попробуют…
Подъезжая к дому, он увидел в окошко лицо жены, она, улыбаясь, махала ему рукой. Немного погодя, из сенцов выскочил сын и быстро распахнул ворота.
— Батя, что так поздно? Мать извелась.
Отец, хмуро окинув взглядом сына, рукой показал на мешок с мукой. Виктор, взвалив на плечи мешок, направился в дом. Спустя немного времени он вернулся и стал помогать отцу распрягать лошадей.
— Батя, а ты чего не спрашиваешь насчет нашей Буренки? Она уже отелилась.
— Да ну? — поворачиваясь к сыну, воскликнул он. — Бычок?
— Угадал.
Петр Афанасьевич быстрыми шагами направился в сарай. В углу на сене лежал маленький бычок. Он подошел к нему, опустился на колени, рукой нежно провел по гладкой коже.
— Ну здравствуй!
Он задумчиво смотрел на новорожденного, а у самого из головы не выходил разговор с председателем. Тревожные слухи о раскулачивании единоличников до него доходили давно, но он все не хотел верить, что его честно заработанный своим горбом хлеб могут отобрать.
— Батя, я все сделал, пошли в дом.
Он посмотрел на сына и как будто впервые заметил, что тот давно вырос. "Хорош!" — любуясь сыном, подумал он, но тут же вновь вспомнил разговор с председателем. Хотел спросить сына насчет дочери председателя, но передумал.
— Иди, я сейчас приду.
Когда сын ушел, он встал и медленно пошел мимо стойла коров. "Неужели и вправду отберут? " — тревожно подумал он. Выйдя из сарая, посмотрел на небо. "Наверное, снег пойдет". Он поежился от холода и направился в дом. В сенцах веником с валенок стряхнул снег. В ноздри ударил ароматный запах жареной картошки с салом. Стол был накрыт к ужину. Жена, улыбаясь, подошла к нему и помогла снять тулуп.
Читать дальше