Он замолчал, во двор вошли соседи. Умар пошел им навстречу. К вечеру во дворе было полно народу. По селу пронеслась весть, что приехал генерал Кархмазов. Всем хотелось посмотреть на живого генерала.
На следующий день Умар поехал в Грозный к сыну. Шагая по улицам города, он видел толпы вооруженных до зубов людей. Но больше всего поразился, когда увидел женщин, укутанных в черные платки. Это напомнило ему Афганистан.
Аслана долго не могли найти, появился он лишь к вечеру. Увидев отца в генеральской форме, улыбнулся. Они крепко обнялись.
— Ты насовсем? — спросил Аслан.
— Не понял, как это «насовсем»?
— Идут разговоры, что ты обратился к Дудаеву с просьбой, чтобы он принял тебя на службу.
— Этого не было и не будет.
— Папа, ну почему? Многие офицеры из российской армии идут служить к нам.
— Я, сынок, привык настоящей армией командовать, а не этим сбродом, — кивнув в сторону бородатых мужиков, ответил Умар. — Ну, а ты доволен своей службой?
— Доволен. Видишь, уже капитана присвоили.
— Давай, давай, старайся, может, и маршалом станешь.
Аслан, уловив в голосе отца сарказм, обиженно произнес:
— Зря ты так. Ты лучше, папа, о себе подумай.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне тяжело, когда я слышу, что ты предал интересы своего народа.
— И какие же интересы у этого народа я предал?
Аслан молчал.
— Раз начал, так договаривай, — потребовал Умар.
— Ты сам все прекрасно понимаешь.
— Ответь на один вопрос: если русские пойдут на вас, ты в них будешь стрелять?
— Я буду защищать свою родину.
— От кого?
— От русских.
— Аслан, а что они тебе плохого сделали? Ты не забыл, как целыми днями от Федоровых не выходил? Ты знаешь, что окна у них заколочены?
— Как?
— А вот так, они уехали. И ты прекрасно знаешь, что русских вы отсюда тотально выживаете.
— Их никто не гонит. Они сами бегут. Русские тоже нас в сорок четвертом выселяли.
— Это не русские выселяли. Сталин — не русский и Берия — не русский, причем здесь русские? А теперь слушай меня внимательно. Ты должен поехать со мной в Узбекистан. Там продолжишь учебу в институте. Я не позволю тебе стрелять в кого-нибудь, будь то русский или турок. Я не хочу, чтобы у тебя руки были в крови. Меня до сих пор преследуют кошмарные сны Афганистана. Не хочу, чтобы это случилось с тобой.
— Папа, я никуда не поеду. Я не могу быть предателем своей родины.
— О какой родине ты речь ведешь? Ты оглянись вокруг. Неужели не видишь, куда вас Дудаев ведет? Решайся.
— Нет, папа, не могу.
Поздно вечером Умар приехал домой. Войдя во двор, увидел Любу. Та сидела с матерью. Увидев Умара, встала.
— Здравствуй, Умар.
Он, молча кивнув головой, хмуро посмотрел на нее. Мать, чтобы не мешать им, ушла.
— Зачем пришла?
— Хотела увидеть тебя. Поговорить.
— О чем?
— О нашей дальнейшей жизни.
— Не думаешь ли ты вернуться назад?
— Все зависит от тебя.
— А как на это твой отец посмотрит?
— Он согласен, чтобы я вернулась к тебе.
— Поздно, Люба. Я собираюсь жениться.
Не веря своим ушам, она смотрела на него.
— Как ты можешь? У тебя же сын есть!
— Сын есть, а жены нет.
Он увидел, как гневно сверкнули ее глаза. Круто повернувшись, она выбежала на улицу.
Спустя несколько дней Умар прилетел в Ташкент. Поднимаясь по лестнице к себе домой, увидел возле своей двери сидевшую на чемодане женщину. Сердце учащенно забилось. Он замер на месте. Наташа, услышав шаги, повернула голову. Глаза их встретились. Она увидела на его лице страх и растерянность — и поняла, что от следующего его шага зависит ее дальнейшая судьба, Он должен был перешагнуть через самого себя, чтобы иметь право на любовь женщины, которая была женой его самого близкого друга.
Она ждала. Ее отчаянный взгляд умолял его подойти к ней, обнять ее. Она хотела встать, но ноги не слушались. Хотела позвать его, но лишь пошевелила губами. В ее глазах были слезы.
И, словно подталкиваемый невидимой силой, он подошел к ней, приподнял ее сильными руками, прижал к груди и сказал:
— Я люблю тебя.
"… п. 4. Конфисковать у кулаков… средства производства, скот, жилье и хозяйственные постройки, корма, семена, а сами кулацкие семьи выселить в необжитые края".
Из постановления Северного крайкома ВКП(б). Февраль. 1930 г.
Дорога была накатана снегом, и полозья саней легко катились по ней, а лошади, словно чуя приближение дома, где их ждало сено, без понукания ездока, рысью все быстрее ускоряли свой бег. В санях, укутанный в тулуп, сидел Петр Афанасьевич Ярошенко. Настроение у него было хорошее, он ездил в районный центр, где с кооператорами заключил сделку на сдачу двух бычков. Подъезжая к станице, еще издали заметил на дороге повозку. Когда расстояние уменьшилось, он узнал председателя колхоза. Петр Афанасьевич, натянув вожжи, остановил сани.
Читать дальше