В штабе сороковой армии возвращение полковника Русина восприняли как гром среди ясного дня. Все знали, что дядя его маршал и что на него есть приказ о назначении комбригом под Москвой. Его появление было для многих приятной неожиданностью. При встрече с сослуживцами Русин видел искреннюю радость с их стороны, что он жив и здоров, а когда вернулся в свой родной полк, то по-настоящему ощутил любовь подчиненных. Ранее мучившие его сомнения и угрызения совести перед женой при виде ликующего полка исчезли, на душе стало легко и свободно. Вечером почти весь его штаб собрался у него. Они пили, заглушая водкой боль по погибшим сослуживцам.
Огромная, всемогущая держава с армадой военной техники и слепо преданной ей армией, способной в течение нескольких суток смести на своем пути вся и все, надолго завязла в этой грязной, никому не нужной войне. Гибли солдаты, тайком хоронили их в родных краях, военная машина поглощала материальные ресурсы страны, многие понимали, что пора остановиться, но запущенные щупальцы политической системы невозможно было остановить. Транспортные самолеты беспрерывным потоком увозили на родную землю цинковые гробы, иногда вместо тела сына мать получала голову с вырванными глазницами… Мать в далекой сибирской глухомани получала сына в цинковом гробу, а спросите у нее, где эта страна Афганистан, в которой погиб ее сын, она не ответит, она просто не знает, где действительно находится эта незнакомая и чужая страна и для кого она родила в муках сына. Во имя каких сумасбродных идей отдала она его во власть тех людей, которые распорядились судьбой ее сына? Во имя Родины? Но ни один солдат, ни один офицер за всю войну ни разу не крикнул, как в годы Великой Отечественной войны: «Солдаты! За Родину! Вперед!» Ибо там не было у них Родины, она просто бросила своих сыновей в молох чужой войны. В чужой стране они были чужими, и там их просто ненавидели. За счет крови простых солдат правящая верхушка СССР пыталась в чужой стране повторить семнадцатый год, отнять у хозяев кровно заработанные ими богатства и раздать бездельникам, тунеядцам, построить общество под кодовым названием «социализм», со всеобщей кормушкой, со всеобщим равенством…
Полковник Русин прокомандовал своим полком всего несколько дней и был назначен командиром бригады. Ему не хотелось уходить из полка. Когда его вызывали к командующему армией, он попытался отказаться от должности, но генерал-полковник сурово посмотрел на него и властным голосом произнес:
— Полковник, приказ о вашем назначении был мною подписан еще до вашего ранения. Знаю, что вы отказались от должности в Союзе, но мой приказ прошу не обсуждать. Даю вам трое суток на то, чтобы сдать полк и принять бригаду.
Под суровым взглядом генерала полковник Русин вытянулся в струнку и четко ответил:
— Есть сдать полк и принять бригаду!
Однако Русин попросил у командующего, чтобы начальником штаба бригады назначили полковника Кархмазова. К великой его радости, генерал тут же подписал приказ о назначении полковника Кархмазова начальником штаба бригады. Сдав полк своему заместителю, Русин поехал в штаб бригады. Приняв должность, он с нетерпением стал ожидать прибытия Умара. Вечером он сидел в кабинете, когда раздался стук и вошел полковник Кархмазов.
— Товарищ полковник, полковник Кархмазов прибыл для прохождения…
— Умар, ты совесть имеешь? — вставая из-за стола, оборвал его Русин. — Ты что мне здесь комедию разыгрываешь? С каких это пор я для тебя стал «товарищ полковник»?
Они долго стояли обнявшись. И каждый, стараясь не смотреть друг на друга, молча вытирал слезы.
— Что-то мы с тобой стали сентиментальными, — пряча от друга увлажненные глаза, первым произнес Русин. — Садись, рассказывай.
— Коротко, по-военному, товарищ полковник, или…
— Опять заладил «товарищ полковник»… Здесь для тебя я просто Володя. Понял?
Он встал, из холодильника достал бутылку водки, закуску, поставил перед Умаром, сел рядом, налил в рюмки.
— Давай выпьем за наших боевых друзей, которые сложили головы на чужбине.
Они встали и молча выпили. Немного закусив, Володя вновь налил.
— Умар, выпьем за наших жен, за их мужество, за то, что с нами разделяют нашу офицерскую судьбу.
— Володя, я хочу выпить за Наташу.
— А я за Любу.
Умар грустно посмотрел на друга.
— Люба от меня ушла.
— Не может быть! — ставя стакан на стол, с волнением воскликнул Русин.
— Да, это так, в прошлом году мы расстались. Был в отпуске, и она мне поставила ультиматум: или моя военная служба, или развод.
Читать дальше