Эрик Ханберг - Ржаной хлеб с медом

После этого раза Аншлав больше не уговаривал ее приходить к дубку. Они встречались в доме Наманисов после вечерней дойки, когда мать Тины и чета Билертов уже спали.

Тридцать четыре вечера Аншлав забывался, пьянел.

Тридцать четыре вечера долго с наслаждением пил воду у колодца.

Утром тридцать пятого дня началось наступление на бандитское логово в лесу. В бою участвовал и парторг. От тех, кого взяли живьем, удалось выяснить, что руководил бандой Конрад Наманис, который жил у себя дома и оттуда отдавал распоряжения. В сарае под сеновалом прятались еще трое самых близких его подручников. Бандиты чувствовали себя в безопасности. Кому в голову придет искать их там, где каждый день бывает волостной парторг?

По вечерам Конрад прятался в колодце, где была устроена нора.

Наманиса и тех троих взяли живьем.

Конрада спросили:

— Почему вы не убили Аншлава?

— Ну, только не потому, что он спас меня от Сибири. Аншлав нам нужен был живой — он неплохо нас охранял.

— Как вы могли терпеть, что к вашей жене приходит другой?

— А за час до его прихода я спал с ней.

Тине тоже задавали много разных вопросов. Она на все отвечала одинаково:

— Иначе бы он застрелил меня.

Аншлава за связь с женой бандитского вожака исключили из партии.

Бывший фронтовик стал пахать, женился, выучился на тракториста. Потом его снова приняли в партию.

В письме, адресованном секретарю парторганизации восьмидесятых годов, Аншлав писал:

«Наверное, на собрании спросят, почему Аншлав сам не спилил дуб? Я не могу вам ответить. Но и промолчать не имею права. Разве может зеленеть дерево, которое растет как памятник продажной любви? Мне не нужно памятника на могиле, но мне нужна память без лицемерия и вранья. Рассчитывать на нее я могу, только если сам не оставлю за собой ложь. Не знаю, получал ли кто партийное взыскание после смерти. Награды, знаю, получали. Но если заслужил, наказывайте. Только дуб тот спилите. Тогда действительно земля станет пухом».

На должности секретаря парторганизации я седьмой год. Всякие каверзные случаи приходилось улаживать. Но завещание покойного ни на что не похоже, прямо не знаю, что делать.

Вот какой разговор подслушал я во время перерыва на одном совещании руководителей сельского хозяйства.

— Раз собрались мужчины, надо закурить.

— Тут не только мужчины, есть и женщины.

— Интересно, кстати, сколько у нас женщин председательниц?

— С дюжину наберется.

— С иной не успеешь на брудершафт выпить, глядишь, уже сменили.

— Не женское дело — председательствовать.

— Не скажи, вон наша подруга…

— Она не в счет. Любого за пояс заткнет да еще элегантным узлом завяжет. Хозяйство у нее не лихорадит, все двери открывает с улыбкой.

— Под самую распрекрасную можно подкопаться. Вспомни, как Сандру сняли.

— Да, поневоле вошла в классику.

— Чтобы так осрамить хорошего, трудолюбивого человека…

Сандра Гирне руководила колхозом одиннадцатый год. Хозяйство не блистало. Но в отчетных таблицах упрямо поднималось вверх. Некоторое время занимало место чуть выше середины, до первых рядов остался еще вершок.

Председательница в круговерти дел и обязанностей умела находить главное. То, что должна делать сама. Все остальное умело распределяла между заместителями и специалистами, себе оставляла стратегические вопросы. В последнее время она то и дело повторяла:

— Если хотим стабильности, нужно дружить с наукой. Иначе на гору нам не подняться.

В глаза никто ей не возражал, но за спиной высказывались вполне определенно:

— На горе воздух разреженный. Дышать трудно, держалась бы лучше подножья горы.

Любителей «тише едешь — дальше будешь» председательница время от времени встряхивала. Бывало, заденет словцом — будто наждаком проведет.

Кто-кто, а муж председательницы знал об этом лучше всех.

— В гневе она у меня крутая, но еще неизвестно, каким бы ты был, посади тебя в председательское кресло.

Как тракторист, он должен был держаться вместе с механизаторами, чтобы не выглядеть белой вороной. Но как муж, он дорожил честью семьи. Витольд был не из тех, кто не стесняясь высказывается про своих супруг. Когда действия председательницы казались непонятными, а распоряжения неправильными, тракторист ворчал вместе со всеми и не притворялся. На самом деле был недоволен.

Дружить с наукой в колхозе не рвались, считали, что председательница сгущает краски.