Эрик Ханберг - Ржаной хлеб с медом

Бека теорию не преподавал, а делал замечания, и всегда по конкретному случаю.

Выгребает, скажем, Валя навоз из хлева. Вдруг налетает Валфрид и вместо похвалы начинает выговаривать:

— Птичий помет из-под шестка нельзя кидать в общую кучу. От этого добра, если смешать его с просеянным торфом и минеральными удобрениями, клубни быстрее развиваются.

Когда Бека объясняет, нужно молча внимать, вилами тоже не смей размахивать. Это будет воспринято как неуважение к рассказчику и приемному отцу. От спины через тонкое платьице идет пар. Как от луга в предрассветный час. Но Валфрид не видит, что девчонка может схватить простуду. Говорит и говорит:

— Ишь, что получается. Рассказывают, будто бы курземцы кладут в борозду навоз и это, дескать, правильно. Пусть каждый делает как хочет. Но для скороспелой обкладывание навозом сверху и снизу вредно. Задерживает созревание. С навозом обращайся как аптекарь с лекарствами. Прежде чем сливать, смешивать, он всегда взвешивает. Дашь азота больше, чем надо, вся сила уйдет в ботву. Иной радуется, глянь, какая ботва вымахала. Но спроси, за чей счет она вымахала? За счет клубней. Так что радуется он внешности, а не весу.

Над Валфридом раньше посмеивались:

— Станет ли нормальный человек градусником в земле ковырять? То, что нужно, можно определить глазами. И если этого мало, — ощупью.

Когда Бека взял из борозды больше, чем другие, и когда он первым повез свой урожай на рынок, все, кто скалил зубы, стали прислушиваться. Валфрид своих секретов не скрывал.

— Смотри, что получается. Если в том месте, куда картошка должна лечь, температура два, три, четыре градуса, можешь смело сажать. Это лучше, чем в тепле. Почему? Потому что в холоде клубни выгоняют корешки раньше, чем побеги. Картошечка может освоиться. Пойдут теплые дни, глядишь, ростки вылезут. А чем питаться будут? Так ведь плодородием земли. И возьмут его корешками. Но если клубень сперва выгонит ростки, то получится то же самое, что с ребенком, когда его раньше времени отнимают от груди. Ты смеешься — градусник. Но пальцем температуру не определишь. Палец только чувствует — тепло или холодно, а для скороспелой нужно знать градусы. Чтоб как на острие ножа. Ранняя картошка рисковая. Оттого многие и боятся.

Валфрид прав. Упадут заморозки и сведут на нет все весенние старания. Губителен уже один градус мороза. Двух достаточно, чтобы все поле поникло.

Готовиться к заморозкам приемные родители и приемные дочки начинали загодя. Сказать точнее, еще с прошлой весны. Девочкам вменялось в обязанность выметать из коровьих яслей несъеденную труху, остатки сена и соломы. Все это собирали в одну кучу на сеновале. В дровяном сарайчике в старые корзины высыпали опилки и отлупившуюся кору. Изношенную одежду, не годную ни на половые, ни на посудные тряпки, кидали в угол тележного сарая. Словом, готовили сырье. Спокойно, между делом. Оживление начиналось, лишь когда все признаки недвусмысленно показывали — вот-вот ударят холода. Тогда в старых ведрах и корзинах поспешно выносили заготовленное добро на картофельное поле, раскладывали в кучки. В каждой кучке от всего понемногу. Также по горсти торфа. На растопку шли смоченные в дегте или в дизельном топливе штанина, рукав, воротник, а то и лифчик.

Бека поучал Валю:

— Ишь, что делается. Это тебе не обогрев, как думает иной дурак. Видишь, дым садится на поле. Дым — это рубашка, которая не дает улетучиться теплу из ботвы. А тому, кто в тепле, заморозки нипочем, через рубашку не укусят. Можно и обогревать, но не стоит зря добро изводить. Тогда нужны кострища с пламенем — таким, чтобы теплом обдавало каждый куст. Те, что ближе к огню, могут обжечься, а дальним вообще ничего не перепадет. После смотришь: поле похоже на издерганную бороду. В одних местах ботва огнем выжжена, в других — заморозками покусана. Я эти фокусы с холодами хорошо изучил и остановился на дыме. Некоторые накрывают соломой или еще каким-нибудь утеплителем. Но это возня — вечером накрываешь, утром снимаешь. Другие ходят с ведром и банным веничком, попрыскивают водой. Ботва покрывается ледяной корочкой и сохраняет внутри тепло. Но попробуй окропить все борозды. Целую речку придется вычерпать. Лучше дыма ничего нет. Раньше ходили в ночное, пасли лошадей, теперь пасут картошку. Работа костей не ломит.

Последние слова Валфрид произносил, чтобы подбодрить помощниц. Девочки переутомились, таская ведра и корзины, глаза слипались, спать хотелось. Но когда приемный отец все объяснил-растолковал, то, ей-богу, начинало казаться, что это не работа, а забава. Что бы было, если б в самом деле заставили таскать на коромыслах воду из реки?