Эрик Ханберг - Ржаной хлеб с медом

Хотя прежний хозяин был крут и стегал их за малейшую провинность, сестры еще тогда умели, подвернись только случай, незаметно скрыться из виду. Чаще всего они прокрадывались в лесной сарай, где Смилтай гнал самогон. Сам он ходил через боковую дверь. А сестры пролезали под створки больших дверей, вскарабкивались на поперечные балки, покрытые досками, на которые был свален лен. Зарывшись в снопы, наблюдали через щели за всем, что происходило внизу. Свое хозяйство с бочками, трубками и чаном Отомар Смилтай огородил фанерой и кусками жести. Получилась уютная рабочая каморка. Он сумел втиснуть в нее даже железную кровать с проволочной сеткой. Для полного удобства бросил на нее черно-белый с коричневыми пятнами полушубок.

Девочки знали, в какое примерно время Отомар начинает клевать носом и, разговаривая с самим собой, ощупью ищет кровать. Когда он засыпал, появлялась Ася, проверяла топку, взваливала мужа на спину, тащила к телеге и увозила домой. Снова возвращалась. Разливала готовую продукцию в бутылки, убирала и, приготовив все для следующего дня, уезжала.

Наблюдать за этим было занятно. Но однажды сестры стали свидетелями таких событий, что, знай они об этом заранее, кинулись бы прочь без оглядки. Теперь, чтобы не выдать своего присутствия, пришлось затаиться в укрытии и ждать.

Ася отвезла Отомара и вернулась в сарай. Вскоре туда пришел Курт.

Девочки прикрыли щели ладонями, чтобы не видеть того, что происходило внизу на железной кровати с проволочной сеткой. Хоть и любопытные, они знали границы, которые нельзя преступить.

Много лет спустя, уже в зрелом возрасте, сестры поняли по тому, как держался Курт, как просто и буднично сняла одежду Ася, что для нее с Куртом это была не первая встреча.

Может, Ася пожалела Курта, он все время показывал фотографии семьи, мечтал о том времени, когда кончится война и он вернется домой, проклинал Гитлера, превратившего мир в кровавую бойню.

А может, ей, уставшей возиться с пьяным мужем, просто не хватало ласки и она нашла ее в предупредительном, душевно мягком Курте.

Ася еще была раздета, и Курт еще только натягивал мундир, как ворвался Валфрид с винтовкой в руке. Курт не успел схватить оружие.

Бека не дал Асе опомниться, погнал — как была — нагую домой.

Все жильцы Смилтаев выбежали на кухню. Все услышали, как Валфрид Бека сказал:

— Курт хотел изнасиловать Асю.

А после этого:

— Я его застрелил.

Ася перестала всхлипывать:

— Валфрид меня спас.

На торжественном собрании в честь Дня Победы в президиуме и в зале стояла тишина. После взволнованного рассказа Нины присутствующие долго не могли прийти в себя.

Валфрид Бека, словно не соображая, где находится, сказал вслух самому себе:

— Ишь, что получается!

Левая рука по-прежнему судорожно сжимала букет.

— Ты думаешь, у председательского шофера не жизнь, а малина. Оно-то конечно — все знаю, все вижу, помогаю. Но должен быть нем как рыба. За то, что держу язык за зубами, мне премиальные платят. Я даже жене слова лишнего не пророню — работа есть работа. Нелегко, что и говорить. Как у металлургов в горячем цеху. Шутка ли, что ни день, то баня! Посуди сам. Деятель при галстуке похож на переезд с опущенным шлагбаумом. А деятельница в платье — на запертый сейф в комнате кассирши.

Но как только одежка спадает… Чего улыбаешься? При стопятидесятиградусной жаре ничего такого, о чем ты думаешь, быть не может.

Зато с голым или полуголым совсем иной разговор. Нагота сближает.

Как ты одетому скажешь: мне надо бы того, мне надо бы этого? И как он, одетый, ответит: бери, милок, того, бери другого!

Поначалу все помешались на финских банях. Разогревай гостя до тех пор, пока у него с носа не сорвется седьмая капля, и поехали — вниз по желобу, прямо в пруд.

С этими желобами тоже всякое бывало. Мы устраиваем в бане хозяйственные дела, а жены воображают невесть что. С заместителем председателя вообще жуткая история вышла. Жена тайком вогнала в желоб гвоздь. Отлично зная: первым покатит сам хозяин. Что было? Разорвало пополам. А что гвоздем разодрано, то пропало. Вот тебе и судьба: человек при должности, зарабатывает хорошо, а уже не мужик.

Другие были умнее. Капнут незаметно суперцементом — как будто птичка пролетела. Скатишься разок — ляжка точно тертая морковь. Не увечье, а ласковое напоминанье, что жена постоянно думает о тебе.

Теперь такие безобразия больше не случаются. Жены сообразили: рост благосостояния хозяйства начинается с бани, в конце концов и им что-то перепадет.