Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том I (СИ)

А maman всё равно maman, как иначе-то скажешь? Не быть ей «матушкой» — она по-росски за дюжину лет так двух слов связать и не смогла.

Золотцу не нужно было объяснять разницу между родителем, которому ребёнок в радость, и родителем, который ребёнком потому лишь занят, что так полагается. У него имелись оба. И когда остался только один, полегчало Золотцу невероятно.

— Вы знаете, я готов признать своеобразное ваше благородство, состоящее в том, чтобы не идти на бестолковую жертву там, где её можно избежать. Кто-нибудь непременно назовёт вас эгоисткой, но не я, — Золотце потянуло закурить, но он удержался. — Чего я не понимаю, так это ваших методов. С родным отцом ребёнка, видимо, всё совсем плачевно?

— Он грузчик из Порта, — не без апломба кивнула аферистка Брада.

Золотце присвистнул.

— Но почему вы выбрали графа? Даже двух. Вам бы нацелиться на ремесленников, кабатчиков каких — из тех, кто отнюдь не бедствует, но от лишних рабочих рук в перспективе не откажется. Моего собственного батюшку во французской деревеньке так и подкинули — без всяких интриг, просто оставили у порога. Но у порога кузнеца.

— Мне… мне и в голову не пришло! — замялась аферистка Брада, впервые за всю их беседу в самом деле смутившись. — Я ведь о благополучии этого человека думала, я и не учла, что благополучие бывает не только под аристократической крышей…

— Вы, выходит, сами из-под аристократической крыши выпорхнули? — предположил Золотце.

— Аристократичней не придумаешь, — она хмыкнула. — Раз уж у нас тут столь задушевные разговоры — плевать. Моя фамилия Жигечка. Панна Брада Жигечка к вашим услугам.

Повторяться глупо, но Золотце вынужден был присвистнуть ещё раз. Жигечки — это польско-итальянская ровня графу Набедренных, а какой-нибудь Метелин — даже при заводе! — рядом с ними форменный голодранец.

— Ах вот почему вы по-росски так хорошо говорите! Ваша мать, кажется, роска?

— Бабка. Мать моя — британка, только и толку, что мистеру Фрайду за мой британский краснеть не пришлось.

— Вы сознаёте, что пытаете меня сейчас своими обмолвками и недоговорками?

— Вам так любопытно? — аферистка Брада попыталась сама изобразить равнодушие, но то, сколь она польщена, скрыть было труднее, чем женское сложение под сюртуком. — Вы разочаруетесь, моя история довольно обыденна. Я благовоспитанная аристократическая невеста, но у меня двое братьев — изрядно старший и погодок. Девчачье общество меня никогда не привлекало, для заведения подружек я, наверно, слишком самолюбива. Зато жизнь мальчишеская и юношеская благодаря братьям всегда была передо мной как на ладони. Старший брат тайком учил меня тому, что девицам уметь и знать не полагается, с младшим мы росли неразлучными, все игрушки к ужасу родителей несли в общую кучу и даже менялись, бывало, одеждой — без какого-либо умысла, одного веселья ради. Так что у мистера Брэда Джексона была целая вереница недолговечных предшественников.

— Держались вы в самом деле убедительно, — не стал кривить душой Золотце. — Походка, жесты, центр тяжести, даже голос как-то подсадили.

— Благодарю вас. Праздник кончился, когда я вступила в брачный возраст. Думаю, вы в силах вообразить себе, какое значение мои родители придавали браку. Выгода, политика, репутация — будто я их собственность, а не живой человек. Старшему брату хотя бы позволили участвовать в выборе своей партии, меня же оповещали в приказном тоне. У моего жениха — да-да, кислятиной пахнущего старикашки, который вряд ли сдюжил бы обзавестись даже одним наследником, — в моих глазах имелось ровно одно достоинство: он водил знакомство с мистером Фрайдом. Мистер Фрайд много путешествует, у мистера Фрайда есть почитатели, мистер Фрайд не раз оскандалился своим неприятием приличий. Ход моей мысли, полагаю, ясен.

— Но как же благополучие под аристократической крышей? Неужто вам легко далось решение выйти из своей теплицы под дождь и ветер менее обеспеченной жизни?

— А об этом я не думала, — засмеялась аферистка Брада. — Интенция моя была сильна, а знания о менее обеспеченной жизни — туманны. Я, конечно, сполна расплатилась за свою безголовость, а уж как мистер Фрайд страдал от моих приступов гнева! То чернильницу в стену швырну, то посуду гостиничную перебью, то напьюсь до потери сознания. Он так и сказал: в Петерберге будем проживать раздельно. Сделал вид, будто опасается слухов, но не в одних слухах дело.

— И что теперь? — совесть таки кольнула Золотце: ох уж эти письма мистеру Фрайду! Ещё и в стихах.