Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том I (СИ)

Плеть глубоко вдохнул. Вода пахла затхлостью и пылью, она застоялась, как в вазе с вялым букетом на дальней полке. Впереди, на дне, на ступенях здания Городского совета, вполоборота, обронив шляпу, с револьвером в руке стоял Бася; его окружали. Люди в сером, и люди в чёрном, и люди в синем, и люди в белом. Плеть рванулся вперёд, но Басю смыло волной, внесло в здание.

Вход в Городской совет заграждала стража. Их было двое, они были в белом и в масках, грустной и весёлой. Тот, что в грустной, по всем швам дымился, будто горел изнутри, но под водой у Плети открылся хищничий нюх, и он сразу понял, что это кровь. Тот, что в весёлой, держал в руке нож.

«Они тебя обманут», — сказал тот, что в весёлой маске. Сквозь прорези виднелся только один глаз.

«Я всё сделаю сам», — сказал тот, что в грустной маске.

Коснувшись ногами мраморного крыльца, Плеть снова обрёл вес тела и молча пошёл вперёд.

«Они тебя обманут», — повторил тот, что в весёлой маске, и незаметно протянул Плети револьвер.

«Он не умеет стрелять», — сказал тот, что в грустной маске.

«Никто не умеет».

«Никто не умеет».

За входом в Городской совет открылся огромный амфитеатр, вдали маячила сцена. На ней Плеть увидел растянутые квадратом канаты. Ринг. На ринге он рассмотрел себя и своего противника: Цоя Ночку.

Цой Ночка умеет спорить, умеет торговать, он держит в кулаке всю таврскую общину, но он не умеет драться. Плеть почувствовал, как облегчение щекочущей волной пробежало по его телу. Конечно, он победит. Это будет непросто, и это страшно, но он победит.

«Kыntaba:-ti gadhga: da», — твёрдо проговорил Цой Ночка по-таврски.

Это означало: «Я запрещаю тебе наносить удары».

Плеть почти не знал таврского, но всё понял. Его губы сами сложились в ритуальное боевое приветствие.

«Buha γa: gha kiba:, ib momogadhoi шotutha dhydpagh kы». «Пусть поединок будет честным, а победитель не таит своих сил».

На боях, сколько Плеть их помнил, эти слова всегда произносились по-росски.

И поединок начался, но стоило ли называть его поединком? Плеть был быстрее, сильнее, ловчее и техничнее, но он мог только защищаться. Нагретая разгорячённым телом вода вновь облекла его традиционным таврским левосторонним доспехом. Револьвер оттягивал руку. Плеть не помнил, как взял его.

«Gadhga: da» дословно означает «посылать шаги войны». Это слово можно перевести как «наносить удары», оно применяется только к рукопашному бою, тавры не признают стрелкового оружия. Но другое слово, «gadhga: pa», « делать шаги войны», всё-таки существует — для неразборчивых.

«Шаги войны». Шагами войны можно назвать что угодно. Цой Ночка не имел в виду револьвер, он имел в виду руки, ноги и нож. Но это архаическое, древнее понимание сражения. Они дерутся в Городском совете, а не на далёкой Южной Равнине, где воины на конях жаждут отбить себе свободу только руками и ногами.

«Ты не обязан его слушать, почему ты его слушаешь? Потому что он старше? — говорил тот страж, что в грустной маске. — Просто перестань слушать, и ты победишь одним ударом».

Плеть не мог сообразить, висел ли тот у него за плечом сейчас или эти слова прозвучали ещё раньше, при входе.

«Просто обмани его, — говорил второй, в весёлой маске. — Сделай то, чего он не ожидает. Он ведь запретил тебе удары. Выстрели».

«Кто вы?» — спросил Плеть.

«Мы начало».

«Я выстрелю», — сказал Плеть Цою Ночке по-росски, поднимая револьвер. Если в таврском языке и было слово со значением «стрелять», он его не знал. Цой Ночка не ответил; он опустил руки и распрямил спину. Один его глаз пригвоздил Плеть на месте, а второй, забегающий, начал обходить с фланга. Это означало: опасность.

Плеть подумал, что приносить револьвер на рукопашный бой подло.

Он подумал, что подло стрелять в подлеца.

Он нажал на крючок.

Дуло плюнуло тугой струёй шампанского вина.

Грянули фанфары, юркие лапки серпантина разбежались по рингу, со всех сторон полыхнули индокитайские огни. Кулисы разъехались, и из-за них зазвенел медью Петербержский филармонический оркестр. Из зала донеслись рукоплескания: Бася, а с ним и другие однокашники — даже граф Метелин — смеялись, свистели и требовали биса. Стражи в масках вышли к софитам и поклонились. К их ногам посыпались цветы.

«Крючок нажал ты, но дело сделали они», — улыбнулся Бася; он стоял уже совсем рядом с Плетью, на ринге. Цой Ночка лежал под курганом из конфетти, и из-под этого кургана медленно сочилось шампанское вино.

«Мы будем свободны!» — закричал тот страж, что в грустной маске; зал взорвался овациями и улюлюканьем. «Мы никогда не будем свободны!» — подхватил второй, в весёлой маске, потрясая ножом, и зал отреагировал второй же волной восторга.