Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том II (СИ)

Вся эта история вызывала у него неистовое веселье. Безудержное, как говорил Хикеракли.

Плеть — Плеть, тоже вот bonne tête, умник сыскался! — утверждал, что это потому же, почему веселят карлики и уроды. Потому, мол, что смех — реакция на чужое и непонятное. А как можно не верфь, не в верфи же дело — как можно монополию на человека сменять, Гныщевичу в толк действительно взять не удавалось. Граф вроде репутацией щеголяет интеллектуальной, другого способа не сыскал? Дурной.

И, конечно, ясно — в теории и на бумаге, — что те, кто корабли делает, их просто делает, а тем, кто, что, как и почём на них возит, вроде бы управляет государство, но то — в теории и на бумаге. А на деле Городскому совету по Порту ходить недосуг, они в основном изъявляют желания да дают рекомендации. И потому монополия графа раньше была не только на корабельные палубы, но и на их содержимое. Делалось это именем Петерберга, но на практике-то он нанимал людей, которые нанимали людей, которые опять нанимали людей, которые уже решали, что грузить и сколько стоят их услуги.

А теперь в этом деле вдруг ещё один человек получил право голоса, из чего не может не иметься далеко идущих следствий.

— Знаешь уже? Хорошо. Что будешь делат’?

— Да ничего, — пожал плечами Гныщевич. — Мне морские перевозки пока не нужны, чего мне возить? «Метели» — рано, ещё не всё отечество охвачено. Из Европ сюда — тоже обойдусь, спасибо, дороже выйдет.

— Так вед’ не в том дело, мал’чик. А подорват’ монополию? Ест’ у тебя на этого человека выходы?

— У меня на графа Набедренных есть выходы.

— С ним дорого, — протянул Цой Ночка. — Ты вед’ знаешь, мы равнинным брат’ям помогаем, отсылаем их туда, где росов нет.

— В Латинскую Америку, je sais.

— Да. Туда одна дорога — на корабле. У нас с люд’ми Набедренных уговоры есть, но бол’но уж дорого берут. А новый человек тут — всегда новая возможност’. Вдруг мы найдём ему что такого предложит’, отчего все в прибыли останутся?

Гныщевич заложил руки за голову и прикинул.

Вокруг нового владельца верфи развернулась нынче та ещё agitation, всяк думал, как бы у него себе кусок урвать. Из промышленников люди, из торговцев — Гныщевич давно уж почитал своим долгом держать с ними немного связь, полезное это дело. И все они, конечно, головы себе переломали.

Как так? Зачем это граф? Что за тонкая такая интрига, собственными руками свою монополию рушить? Может, у графа дела шибко не на лад, раз пришлось на такие жертвы идти? Может, новый человек — его ставленник? Как и по кому это ударит? Али перекрыть какие каналы пытаются?

En somme, не знали они графа.

Оно и понятно: кому в здравом уме придёт в голову, что его сиятельство верфь просто так выкинул, за красивые оскопистские глазки? Ну да это ладно. Чего точно никто не разумел — так это что новый человек, хозяин борделя, и сам никакого понятия не имеет, как дальше-то ему. Он несколько иными услугами промышлять привык.

— Не обольщайся, — постановил наконец Гныщевич. — Этот новый владелец в верфях ни лешего не смыслит. О равнинных брат’ях, — передразнил он, — всё равно договариваться — с управляющими да матросами. А они пока всё те же, две недельки нонешнему хозяину дали на очухаться. Так что тут я, друг мой, не вижу более сочных пастбищ, чем раньше.

— Никак? — расстроился Цой Ночка. Гныщевич вздохнул.

— Я могу пошерстить. Господа промышленники и купцы новичку всеми силами строят dumping… как это по-росски? Демпинг. Не делай такое лицо, умные книги я не на росском читаю! Следовательно, на третью грузовую можно заглянуть, разобраться… когда-нибудь. А вот когда настанет это когда-нибудь, зависит от того, что ты можешь мне предложить.

Партнёры так партнёры, пора и Гныщевичу поднести его чашечку крови.

В дверь постучали — нервно и требовательно. Цой Ночка любые встречи у себя в резиденции обустраивал — следил за сроками, за закусками, за освещением и кто где стоять будет. Видать, художественная жилка какая-то нереализованная. А потому любые вторжения на полуслове были делом экстренным, и все имели об этом прямейшее представление.

А потому Гныщевич немедленно навострил уши.

Через пару минут выяснилось, что это было излишним. В комнату влетел Тырха Ночка — не слишком большой любитель забегов на скорость, сейчас он прямо-таки тараторил.

Городской совет расстреляли. Трупы привезли на площадь. Происходит переворот, Охрана Петерберга «от лица народа» захватила власть. Ничего непонятно, но свои люди среди солдат говорят, что город спешно блокируют. Порт пока никого не волнует, но скоро взволнует, ибо Порт — первый канал утечки вестей в Европы. На тавров всем плевать.