Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том III (СИ)

У многих прежде не было и мысли о том, что армия способна погибнуть.

Сведения о разгроме Оборонительной Армии и о наступлении Армии Резервной пришли в один день, в один час, и это не могло быть совпадением. Совпадений не бывает; весь мир перевязан тонкими, но зримыми нитями, золотыми летом и стеклянными по зиме. Выходит, началось время войн.

Но армии всего три, а после схватки в Петерберге, продлись она хоть день, хоть годы, останется лишь одна.

С кем же они тогда будут воевать?

Даже прежде, ещё при погонах, солдаты не любили промеж себя называть генерала Каменнопольского по чину, предпочитая титул. Барон. Прежде, при погонах, солдаты скрывали своё к нему презрение — презрение к честолюбию, к возбудимости, к хорошим манерам и хорошей библиотеке. Теперь нужда скрывать ушла. Плеть его не жалел.

Но называл генералом.

Они проводили вместе больше времени, чем Бася с генералом Стошевым, Мальвин с генералом Скворцовым, а Твирин — с генералом Йорбом. Плеть сумел подробно рассмотреть, как сперва генералу Каменнопольскому было обидно и страшно, но потом он от этого устал. Он примирился.

Он больше не прятался за укрытием, а стоял теперь с биноклем прямо, не отрываясь от радиовышки.

— Осталась пара минут, — обречённо выдохнул генерал Каменнопольский, когда Плеть вернулся на крышу с радиоточкой, — пара минут, а потом они сломают баррикаду. Прорвутся на вышку…

Хэр Ройш предлагал Золотцу остаться с ним в Академии. Временный Расстрельный Комитет предлагал Золотцу остаться с солдатами. Приблев предлагал Золотцу помочь ему на главном складе, который опасно было доверять одним только солдатам.

Но Золотце предпочёл посылать имена погибших росских солдат вместе с За’Бэем.

День задался серым, но на крыше было хорошо, и Плети показалось вдруг, что он слышит над Петербергом звенящий комок переплётшихся нитей судеб.

— Петрон Всеволод’евич, — обратился он к генералу Каменнопольскому, — почему вы не в Резервной Армии?

— Простите?

— Не сейчас. Вообще. Вы вед’ аристократ, вам было бы просто пойти туда офицером. И вы не любите Охрану Петерберга. А Резервная Армия дала бы вам то, чего вы хотите: перспективы, уважение, круг. Вы не вписалис’ сюда, а туда бы вписалис’. Так почему?

Глаза генерала Каменнопольского гневно засверкали.

— Я служу Охране Петерберга, — ухватился он за горло, чтобы поймать дёрнувшийся от злости голос, — потому что я петербержец.

С крыш Восточной части этого слышно не было, но Плеть знал, что баррикада, заслонившая вход в радиовышку, рухнула с треском. На мгновение лицо генерала Каменнопольского сделалось по-детски обиженным. Он до самого конца верил в чудо.

— За что вам любит’ этот город?

— Родной дом не любят за что-то. За что вам любить свою общину?

Плеть усмехнулся.

— Но мы вед’ отобрали у вас Петерберг. Он бол’ше не ваш. Почему вы не попыталис’ столкнут’ меня с крыши, когда могли?

Приникший к малым динамикам денщик навострил уши и пуще прежнего затих. Генерал Каменнопольский раскрыл было рот в возмущении, но подхватил собственные несказанные слова и ответил лишь позже, подумав:

— Вам никогда нас не понять. Мы люди другого времени. Мы все хоть раз да принимали пилюли, в нашей юности иначе быть не могло. Мы не умеем бунтовать. — Он вцепился тонкой рукой в ворот шинели. — Думаете, я вас люблю? Я никого не люблю, господин Плеть. Из всех нас, четырёх генералов, любить умеет один только Ригорий, да и тот… извратил это чувство. Наши солдаты, господин Плеть, наши молодые солдаты — другие люди, ваши люди, и потому они так легко пошли за Твириным, и потому… О, я хотел бы, чтобы они были моими. Я хотел бы их заставить. Я хотел бы вышвырнуть вас, щенков, прочь из Петерберга. Но не сделаю этого, никогда не сделаю, потому что вы, хоть и не научили меня любить, научили иному.

— Чему?

Когда он обернулся, Плеть неожиданно вспомнил, что «молодому генералу» Каменнопольскому уже далеко за сорок, и на правильном, беспечно гладком лице его успели за последние месяцы проступить морщины, отчего он перестал быть вырезанной из фамильной книги иллюстрацией и сделался человеком. Быстро оторвав взгляд, генерал Каменнопольский снова вперился в росов по ту сторону казарм.

— Ненавидеть.

Солдаты Резервной Армии вывалились из радиовышки несошедшимся пасьянсом. Плети не нужно было поднимать бинокль, он и так знал, что первый из них держит в руках белую орхидею.

Губы генерала Каменнопольского обиженно поджались, чтобы запереть в себе улыбку.