Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том IV (СИ)

«То есть вам».

«То есть нам».

«А я-то всё думал, что ж вы такие покладистые… А вы схватываете на лету! — Руки Гныщевичу тогда временно развязали, и он отчаянно тёр запястья. — Ну, давайте начнём с классики. Что вы можете предложить мне в обмен?»

«Жизнь», — не изменился в лице Йорб.

«La vie est belle, но это мы уже проходили. Раз вы меня не убили, значит, и не собираетесь».

Надо заметить, что этот разговор ни у кого из участников не вызывал неловкости, хотя хладнокровным убийцей тут можно было счесть разве что Йорба. Каменнопольский потешно надувал щёки, Стошев хмурился, Скворцов багровел. Гныщевич старался прислушиваться и смотреть по сторонам, но ему так и не удалось определить, где они находились. Комната почти что без убранства, где генералы с ним говорили, могла притулиться и на складах, и в Припортовом, и на задворках Конторского. Да хоть в каком-нибудь сарае в Усадьбах.

«Мы не хотим вас убивать, поскольку это неудобно и подозрительно, — Стошев смерил Гныщевича тем же взглядом, которым одаривал подлежащие сносу строения, — поскольку начнутся вопросы и волнения. Но у нас имеется достаточно экземпляров вашей подписи, чтобы попросту её скопировать. Конечно, лучше бы вам выйти к петербержцам, объяснить своё решение публично…»

«Comment? — вылупился Гныщевич — аж плечо ныть перестало. — Барьян Борисыч, vous déraisonnez! Вы в своём уме? Вы правда думаете, что я дам вам слово, выйду на площадь отрекаться и не обману вас в первую же секунду, как окажусь в безопасности?»

Стошев поджал губы. А ведь столько вечеров вместе провели! Не ценит человек старых друзей.

«Не обманете», — сухо ответил Йорб, и Гныщевича вернули в подвал.

Он сбился со счёта времени, но раз в несколько часов к нему заглядывал солдат, наливал воду в кружку и подносил к гныщевичевским губам — самого его скрутили так, что из всех человеческих надобностей ему осталось доступно лишь почёсывание зада. В остальное время Гныщевичу предлагалось выть в темноте от скуки или метаться в лихорадке. Он вместо этого тщательно замерял помещение шагами.

Генералы настроены серьёзно. И какая шельма их укусила? Они вынашивали свой план всё время? Inimaginable. Это им болезнь графа подкинула идею. Неужто у них и правда поднимутся руки убить градоуправца? Смешной вопрос — конечно, поднимутся. Как они будут разбираться с последствиями? Как и всегда, посредством солдат. Что по этому поводу скажет так называемое Бюро Патентов?

Это Гныщевича не очень интересовало.

Подвал освещался тусклой электрической лампой, а в комнате у генералов была керосинка. Приложив ухо к стене, Гныщевич убедился в том, что его догадка верна: неподалёку зудел электрический генератор (уж этот зуд он ни с чем бы не перепутал). Значит, место злачное.

Ещё это значит, что генералам хватило предусмотрительности не оставить Гныщевичу огня, которым можно было бы пережечь верёвки.

Зато им не хватило кандалов и наручников: наверняка где-нибудь в Петерберге ещё парочка завалялась, но огромное их количество уехало в Вилонь с пленными резервными солдатами. C’est un plus. Верёвка всегда лучше металла.

После того, как Гныщевич немного поспал, генералы вызвали его во второй раз.

«После инцидента на балу в городе набирает популярность подозрение, будто вы отравили графа Набедренных, — заявил Каменнопольский. — А графа горожане любят беззаветно. Как вы думаете, что с вами станет, если мы отпустим вас, невзначай подтвердив это подозрение?»

Гныщевич загоготал. Довольно трудно доказать, что некоего человека отравили, когда этот человек живёт по соседству и ничем желудочным не страдает. Тайну о болезни графа Гныщевич ценил, но не выше своей жизни и репутации.

«А давайте, — хмыкнул он вслух, — и посмотрим, за сколько часов мои поклонницы разорвут вас в клочья».

«Не нарывайся, щенок! — громыхнул Скворцов. — Нарочно нас к крайним мерам толкаешь?!»

«Oui, — серьёзно кивнул Гныщевич. — И руки я тоже сам себе связал. Чтоб вам неповадно было».

Под усами у Йорба зашевелилась неодобрительность.

«Вы передумаете», — пообещал он, и Гныщевича снова увели.

Его не пытали всерьёз, но воспалённого плеча, жёсткой койки, темноты и голода вполне хватало, чтобы понять нехитрую затею генералов (генерала Йорба лично?). Просить же еды Гныщевич не решался. Не из гордости, ça va sans dire, и даже не из страха перед отравой. Просто чутьё подсказывало ему, что пытаться завязать дружбу с нынешним караулом — не лучшая идея.