Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том IV (СИ)

— Событие? — сморщил лоб Каменнопольский.

— Равнинные тавры повезут через Петерберг незаконно добытые артиллерийские орудия и отправятся вместе с ними в Латинскую Америку. — Гныщевич снисходительно хлопнул собеседника по плечу. — Да не бледнейте вы так, mon général, послезавтра всё закончится. Я уже подписал ваш драгоценный запрет на владение стрелковым оружием для простых граждан. И Стошев, и Йорб согласны со здоровым компромиссом: солдаты могут находиться в черте города при оружии, но только без шинелей. Не афишируя, скажем так, недолговечности моего прошлого указа об их выдворении. Это всем пойдёт на пользу.

Указ о возвращении солдат (по сути, отменяющий предыдущий указ об их выдворении) Гныщевич действительно сегодня утром подписал, а со Стошевым и Йорбом действительно говорил. Всё это далось ему не без боли, но явление равнинных тавров позволило отложить неловкий момент оглашения хоть ненадолго. А там уж как-нибудь разберёмся.

Но зато каковы bénéfices! Договорившись с генералами, Гныщевич сумел наконец-то выдохнуть спокойно и даже к зудежу Туралеева относился теперь с иронией. Ибо господин Туралеев мог хоть обзудеться, а назначение Гныщевича на должность полного градоуправца поддержал. В честь чего и запоздалый бал для европейских друзей.

Жаль, мальчик Приблев отказался прийти.

Плеть ведь прав: у Гныщевича осталось мало друзей, особенно среди тех, кому дружить с ним предписывала должность. С другой стороны, кому нужны друзья, когда у тебя есть генералы?

Вон и аферистка Брада продолжала кидать многозначительные взоры.

И потом, Гныщевичу вовсе не было одиноко. Он оставил при себе шпоры, нож и бриллиантовые часы, но шляпе позволил отдохнуть в Управлении. Потому что сегодня подобающий градоуправцу шёлковый сюртук впервые казался ему родной кожей.

Что там Туралеев говорил про стезю? Туралеев ничего не знает про стезю.

Гныщевич чувствовал себя великолепно. Magnifique.

— Господин градоуправец, удостоите меня следующим вальсом? — нежно воззвала над его ухом госпожа Туралеева. Она только что отплясала со сморчком из Франции по имени мсье Жюмьен и, видимо, осознала, что всю жизнь интересовалась мужчинами карманного размера.

Также ей прекрасно было известно, что Гныщевич не танцует.

— Вы медлительны, ma cherie, — ухмыльнулся он и повысил голос: — Господа, настало время ужина!

— Уже? — прокомментировала Туралеева. — Простите, я недооценила вашу скорость.

Остальные тем более недооценили. Супруг госпожи Туралеевой начал было шипеть что-то о том, как следует рассаживаться, но Гныщевич, не поведя и ухом, занял место во главе длинного стола, накрытого в соседнем зале. Европейские гости мило сплетничали ни о чём.

— Уверяю вас, спиритизм — это вовсе не заблуждение, а целая наука! — щебетала росская по крови, но всецело европейская по духу гостья баронесса Чавыльева. — Хэр Шпраут, вы ведь знаете лорда Джулиана? Молодого Джулиана Пэттикота? Я бы сказала, что нет никаких сомнений: дух его отца после кончины остался в родовом поместье…

Сосредоточенного хэра Шпраута духи беспокоили едва ли.

— У вас есть свидетельства? — заинтересовался вместо Шпраута сморчок Жюмьен. Чавыльева кинула в его сторону укоризненный взгляд:

— Само собой, прямых свидетельств быть не может. Но после смерти старшего лорда в поместье нашли огромные залы, куда вели только тайные двери, и знаете, что там было?

— Что? — совсем уж взволновался Жюмьен.

— Ничего! — восторжествовала она. — Представляете? Ни-че-го! Как вы можете это объяснить, если только не загадочными спиритическими экспериментами?

Аферистка Брада, которой досталось место вдали от Гныщевича, расхохоталась так громко, что он услышал её и за параллельной болтовнёй надменного мистера Флокхарта с улыбчивым мсье Фили.

— Ну, знаете! — выдавила она сквозь смех. — Например, там были винные погреба, а наследник с тоски по усопшему всё и выдул.

Европейские гости неловко заёрзали. Гныщевич снова восхитился. Аферистка Брада хамила volontiers: со вкусом, с удовольствием, с наслаждением освободившегося человека. Кроме того, она выжимала из мистера Фрайда всё новые и новые гримасы светского ужаса.

— Я бы не строил таких дерзких теорий, — суетился Жюмьен, — но в то же время известно ведь, что духи имеют особые отношения с предметами быта. Если лорд-наследник хранит залы пустыми, это даёт веские основания полагать, что того пожелал призрак его отца — например, потому, что старая обстановка напоминала ему о кончине. Я, без ложной скромности, спиритист опытный…