Мария Тумова - Обнаженные души

«Режим Виши – режим пособников фашистов…».

Венсан бросил несколько листовок на стол.

– Мы должны призвать людей дать отпор фашистским властям. Здесь, на территории Виши, это некому делать. Люди стараются жить так, будто ничего не происходит. А наша задача – заставить всех увидеть, что нацистское чудовище тянет свои кровавые щупальца ко всем уголкам Земли. Что их цель – не какая-то отдельная страна, не отдельный кусочек земли, а весь мир. И это только вопрос времени…

Венсан замолчал, обвел всех взглядом, удостоверяясь, что его слова и чувства совпадали с чувствами и мыслями окружающих.

– Мы должны распространить эти листовки? – предположил Джозеф.

Венсан кивнул. Он быстро развернул схематичную карту района и показал улицы, которые входили в план их первой ночи.

– Мы не можем идти вместе, но по одному тоже небезопасно. Поэтому разобьемся на пары, – он обвел всех беглым взглядом, мысленно распределяя группу. – Джозеф, бери с собой мальчика. Ты меньше привлекаешь внимание, чем Сесар. Хорхе, ты идешь с ними.

Ксавье молча подошел и взял из рук Кара увесистую стопку листовок, уложенную в холщовую сумку на длинной ручке.

Венсан бросил взгляд на Еву. Ему так захотелось пойти с ней…

– Ева, Соланж, вы идете вдвоем. Ваша двойка в минимальной зоне риска. Сесар, – он обернулся к испанцу.

Тот кивком подтвердил свою готовность отправиться вместе с Кара, хотя они рисковали больше других – элегантный молодой человек и хромой испанец-рабочий, разгуливающие по ночным улицам с подозрительной сумкой, под завязку набитой запрещенными листовками.

Джозеф, Ксавье и Хорхе шли по намеченному маршруту молча. Ксавье был угрюмо погружен в собственные мысли, а Джозеф и Хорхе просто не знали, как начать разговор с этим странным молчаливым мальчиком.

Тихо и слаженно они делали свое дело, управились быстро и не встретили никого на своем пути.

Спокойно и молча, хотя и несколько медленнее, справилась со своей задачей двойка Сесар – Венсан.

Соланж украдкой поглядывала на строгие черты красивой замкнутой женщины, на ее сжатые губы и темные, как будто непроницаемые глаза. Она не была в трауре и вроде не была печальна, но в ее облике читались тоска и безысходность.

«Ее муж был убит в самом начале войны…».

Возможно, то, что видела Соланж, было скорбью…

Они приблизились к высокому забору и, достав из сумки Евы листовки, начали расклеивать их.

«Режим Виши – это режим пособников фашистов, националистов, режим, поддерживающий террор Гитлера…» – гласили слова на агитационном листке.

Соланж снова взглянула на Еву. Ей хотелось понять, что двигало этой незнакомой женщиной, ее спутницей, захотелось расколоть ту чуждую тишину, что нависла между ними.

– Ты, должно быть, сильно ненавидишь их? Они отняли у тебя любимого человека…

Ева была удивлена этим неожиданным вопросом, нарушившим молчание. Стена не рухнула. Она будто стала еще прочнее в этот момент.

Неприятный холодок пробежал по спине Соланж. Холодок, которым веяло от этой женщины. Она напомнила Соланж ледяную статую.

Уже месяц группа Венсана все более и более уверенно вливалась в борьбу, начиная понимать, что от них было нужно. Они печатали и расклеивали по ночам листовки, срывали плакаты правительственных воззваний. Они были одной из тех малочисленных ячеек Сопротивления, которые пытались заставить людей одуматься и воспрянуть. И если на территории оккупированной Франции таких групп было немало, то здесь, во Франции Виши, их почти не было.

Хорхе и Сесар устроились работать на завод Варенкура. Ева продолжала петь в баре. Венсан, как и прежде, появлялся в свете, спекулировал и зарабатывал себе репутацию вполне беспринципного, но очень удобного человека.

Лавка Бенина балансировала на грани разорения, и он едва сводил концы с концами.

Ксавье так и не пошел в школу, хотя Сесар пытался это устроить. Как-то, проходя мимо местной школы в то время, когда закончились занятия, Ксавье остановился в стороне, разглядывая шумную разношерстную толпу мальчишек и девчонок, его ровесников. Они смеялись, задорно болтали, бегали, едва не сбивая друг друга с ног. А он стоял в стороне, угрюмо наблюдая за ними.

«Мое детство закончилось, когда началась война…».

Все эти игры, пустая болтовня, смех, казались далеким, неосязаемым и нереальным. Словно у него никогда и не было детства. Именно поэтому, когда Сесар предложил ему ходить в местную школу, Ксавье наотрез отказался.