— Нет для меня жизни без тебя.
Это было вроде воспоминаний о ночном клубе «Каннар», где море пело нескончаемую песню о тех ночах, которые были победами во всем. Он нежно и покровительственно потрепал ее по щеке, а сам в душе боролся с силами, которые тянули его в пучину рабства. Она — все. Любовь, надежды, которые побудили его бежать за утраченным отцом. А на следующую ночь он замечал в ней рассеянную сдержанность, почти покорность. Ни единого замечания, проявлений власти, упрямства. В таких случаях он страдал бессонницей, терзаясь сомнениями до самого рассвета. Когда становилось совсем тошно, он мысленно взывал к Ильхам, к ее непорочной душе. Говорил себе: если хочешь сделать меня своим пленником, да воцарится в мире покой. Ты — ад, если захватишь власть. А о трагедии деспотизма ты можешь рассказать десятки историй. Но и без нее жизнь пресна, рыхла, как песок. Без нее — безумие и кровопролитие. А как она была проста на рыбацком берегу, хотя и не без некоторых шероховатостей, как у скрытого, еще не созревшего таланта. И вот в своих воспоминаниях об Анфуши ты снова и без всякого оправдания преследуешь ее. Истина исчезла, как волна в море. Она дает не только любовь, но и забытье от бесплодных поисков отца, от отчаяния. Он бежал и от тревоги, которую будила в его душе Ильхам. И все же Керима была ему дороже, чем Ильхам и даже отец.
Он сказал, заметив с беспокойством перемену в ней:
— Сегодня ты не такая, как обычно.
— Ты находишь, что я иногда меняюсь?
Хитрит или действительно растерялась? Забыла мелодию признания в буре безумства? Однажды и мать предстала перед тобой в неожиданном обличье. Когда один дружок возжаждал посетить ее в доме на улице Святого Даниила, она вышвырнула его за дверь прямо–таки зверски. Оставшись одна, ругалась, сыпала проклятьями, а потом закрыла глаза устало, повалилась без сил и залилась слезами.
Сабир повернулся к Кериме и сказал внешне безразлично:
— А я решил, что ты заболела.
Она ответила, как ему показалось, с вызовом:
— Я в прекрасной форме.
— Рад слышать это.
Она игриво потрепала его по щеке и тихо сказала:
— Разве не видишь, что ты для меня дороже самой жизни?
Ты имеешь дело не со словами. Ты попал в ситуацию, которая чревата неприятностями. И за это придется расплачиваться. Он сказал лукаво:
— И ты для меня тоже. И даже больше. Чем ближе отъезд, тем печальнее у меня на сердце.
— Почему ты заговорил об отъезде?
— Какой смысл молчать? Молчание его не отсрочит.
— А мы его будем оттягивать сколько можно. Много тут не придумаешь, но алчность — это единственное, что сохраняет свою силу над мужем.
— А кроме того, он — не решение проблемы.
— Но все же это своего рода инъекция в экстренном случае.
— Значит, мужа эта сторона дела волнует?
— Еще как! Ему не столько важны деньги, сколько как я их трачу.
— Ревнивый?
— Невероятно. Но между нами соглашение, которое я должна соблюдать, иначе все будет потеряно. А чем ты занимаешься? У тебя нет иного дела, кроме ожидания телефонного звонка?
— Если будет нужный звонок, все проблемы исчезнут.
— А мой отец был простым человеком.
— Ну, мой–то — другое дело.
— Как ты его потерял?
— Старая история. Как–нибудь в другой обстановке расскажу.
— А почему он не желает связаться с тобой? Ах, вот они, эти тягостные вопросы. Варианты их безграничны. А она продолжала допытываться:
— Скажи мне, в каком ты окажешься положении, если он не объявится?
— Представь себе положение человека без денег, без родных, без работы.
— А как ты раньше жил?
— Тысячами ворочал, а остались одни десятки.
— Чем ты занимался?
— Ничем.
— Почему бы тебе не подыскать работу?
— Любая работа ничего не стоит но сравнении с той, которую мог бы устроить отец.
— Не понимаю.
— Просто поверь мне.
– 3аймись торговлей.
— Капитала нет и опыта.
— Устройся на службу.
— Нет профессии, нет рекомендаций. — После паузы добавил: — Факт остается фактом: я ни на что не гожусь.
— Кроме любви, — сказала она, игриво перебирая волосы на его груди.
Он улыбнулся в темноте.
— Видишь, как жизнь нас мотает.
— Да, дело сложное. А муж мой — ненадежная опора. — До чего же он стар.
— Верно. Я бы сказала больше: он из тех стойких долгожителей, о которых говорят, что смерть про них забыла.
— Да, жизнь его в любом случае дольше, чем жизнь тех денег, что у меня остались.
— Послушай, он может что–то учуять. Нам больше не надо встречаться.
Читать дальше