Нагиб Махфуз - Избранное

Ты сумеешь улизнуть. Так бывало десятки раз. В считанные секунды ты можешь взобраться на крышу и спрыгнуть с третьего этажа на землю целым и невредимым. Стоит тебе захотеть, и у тебя вырастут крылья… Только как ни крути, а в дверь постучать придется, хотя стук может привлечь внимание. Особенно сейчас, глубокой ночью. Набавия поднимет крик, всех перебудит, сбегутся все эти негодяи, примчится легавый. Нет, лучше разбить стеклянный проем в верхней части двери. Он думал об этом еще в машине по дороге сюда и, вынув револьвер, сквозь решетку рукояткой ударил по стеклу. Посыпались осколки, и звон их прозвучал как сдавленный крик в ночи. Он прижался к двери и, держа пистолет наготове, застыл в ожидании, напряженно вглядываясь в темноту коридора. Сердце учащенно билось. Голос: «Кто там?» Мужской голос. Голос Илеша Сидры. Он узнал его, несмотря на то, что в висках стучало до боли. Дверь слева слегка приоткрылась. Слабый луч света, и в нем неясный силуэт человека. Вот он неуверенно направился к входной двери. Саид нажал курок. Короткий выстрел, резкий, как визг злого духа. Вскрик. И снова выстрел, настигший уже падающее тело. И снова крик — пронзительный крик ужаса и мольбы о помощи — Набавия! «И до тебя дойдет очередь, от меня не уйдешь. Я сам дьявол!» — злорадно отозвался он, уже сбегая по лестнице. Кубарем скатился вниз, на мгновение остановился, чтобы перевести дыхание, и незаметно выскользнул на улицу. Спокойным шагом пошел прочь. До слуха долетел стук распахиваемых ставней, тревожные голоса, какие–то восклицания… Вот наконец и машина. Он рывком открыл дверцу и сел. От площади в сторону улицы Сиккат аль-Имам бежал полицейский. Саид быстро нырнул на дно машины. Полицейский протопал мимо. Тогда он осторожно вылез, сел за руль и, не теряя времени, поехал прочь. На обычной скорости обогнул площадь; крики еще не утихли. Впрочем, он слышал их еще долго, даже когда отъехал и уже не мог их слышать. В полном оцепенении он вел машину, не понимая, куда и зачем едет. Убийца… Но еще остается Рауф Альван, этот утонченный предатель. Пожалуй, он–то поважнее Илеша Сидры и опаснее его. Убийца. Я стал убийцей. Перешел в иную категорию. И судьба у меня теперь будет иной. Раньше я похищал ценности, теперь буду похищать подлые людские души. «И до тебя дойдет очередь, от меня не уйдешь. Я сам дьявол». Только ради Саны я пощадил тебя. Но я найду для тебя кару пострашнее. Ты будешь бояться смерти и жить в вечном страхе, не зная ни минуты покоя, покуда я жив. Улица Мухаммеда Али. Он сидел за рулем и все ехал, ехал куда–то. Теперь имя убийцы у всех на устах. Участь убийцы — скрываться, стараясь избежать виселицы. Нет, нет, палач не спросит меня: «Какое твое последнее желание?» Придется им повременить с этим вопросом.

Наконец он стряхнул с себя оцепенение. Машина почти миновала улицу Армии и приближалась к Аббасии. Удивительное дело! Его опять невольно привело к этому опасному месту. Он резко развернулся, дал газ и в несколько минут достиг моста. У первого же перекрестка остановил машину, спокойно вылез и, не оглядываясь по сторонам, пошел прочь. Он шел неторопливо, словно прогуливался. На смену недавнему нервному напряжению пришла пустота и тупая боль. Сейчас ночь, но мне некуда идти. И не только сейчас. А Нур? Но у нее появляться рискованно, особенно сегодня… И этот мрак будет продолжаться вечно…

Он толкнул дверь во двор дома шейха, и она легко подалась. Он вошел, притворил дверь. Снова тот же некрытый двор, та же пальма, такая высокая, что кажется, будто верхушка ее упирается в звезды. Вот где хорошо прятаться. Каморка шейха, погруженная во тьму, открытая, как всегда. Можно подумать, его здесь ждали. Он тихо переступил порог и услышал невнятное бормотание, из которого уловил только слово «Аллах». Наверно, шейх не заметил, как он вошел, а может, сделал вид, что не заметил. Он тихонько пробрался в свой угол, туда, где были сложены его книги, и, как был, в пиджаке и ботинках на каучуке, с револьвером в кармане, опустился на циновку. Вытянув ноги, лег, опираясь на локти, и откинул назад голову, чувствуя во всем теле смертельную усталость. Голова гудит как пчелиный улей. И некуда деться.

Вспомни еще и еще раз треск выстрела и крик Набавии и снова радуйся, что не услышал испуганного голоса Саны. Надо бы поздороваться с шейхом, но почему–то внезапно пропал голос. А еще думал, что засну как мертвый, стоит только приклонить голову к земле. «…От которого задрожат те, что страшатся Господа своего, но при упоминании имени Аллаха смягчатся их сердца…» Когда же спит этот удивительный человек? Но «удивительный человек» вдруг проговорил нараспев какую–то загадочную, одному ему понятную фразу и громким голосом на всю комнату изрек: «И прозрели их сердца, и слепота сковала им очи». Саид не удержался от улыбки, на мгновение даже забыв обо всех своих несчастьях. Вот почему он меня не заметил. Да я и сам себя почти не замечаю. Спокойную тишину ночи вдруг нарушил крик муэдзина. И он вспомнил другую ночь, когда тоже не спал до рассвета, и так же кричал муэдзин, и он предвкушал что–то радостное, что должно было произойти на следующий день, — он уже не помнит, что именно. И как он, услышав тогда голос муэдзина, встал, довольный, что избавился наконец от томительной бессонной ночи, и выглянул в окно навстречу голубому рассвету и улыбавшейся заре, полный радостного ожидания чего–то хорошего, о чем он уже забыл. И он навсегда полюбил рассвет за этот напев муэдзина, за голубизну небес, улыбку наступающего утра и ощущение теперь уже забытой радости. И вот снова настает рассвет, а он от усталости не может даже потрогать револьвер в кармане. Шейх стал готовиться к молитве, зажег светильник — он по–прежнему не обращал на Саида никакого внимания. Расстелил молитвенный коврик, уселся и тут только спросил: