— И ты тут, сын Закарии, негодяй!
Он обрушил на юношу страшный удар, и, не успей тот отскочить в сторону, он был бы убит на месте. В прыжке Xасану удалось концом палки задеть шею Савариса, и это помешало футувве сразу же нанести следующий удар. Хасан сохранил равновесие и, собрав всю свою богатырскую силу, ударил Савариса дубинкой по лбу. Кровь брызнула фонтаном. Руки футуввы разжались и выпустили дубинку, а сам он повалился наземь и больше не шевелился.
Яростный стук дубинок был заглушен криком:
— Саварис убит!
Аграма настиг кричавшего и ударил дубинкой по лицу. Тот попятился, наткнулся на тело убитого и тоже упал. Люди Касема воспрянули духом, почувствовав, что перевес на их стороне. А люди Савариса заколебались, увидев, как много среди них убитых, и начали отступать. А потом обратились в бегство.
Друзья обступили Касема. Они тяжело дышали, многие были в крови. Уцелевшие несли раненых, осматривали землю вокруг, ища тела убитых и потерявших сознание. Хамруш, остановившись у трупа Савариса, воскликнул:
— Ты отомщен, Шаабан!
Касем подозвал его к себе и сказал:
— День победы близок, день, когда всех футувв постигнет такая же участь. Тогда мы станем господами на нашей улице, мы станем владельцами имения и исполним завет нашего деда.
Когда они вернулись на гору, женщины встретили их громкими радостными криками. До них уже дошла весть о победе. Касем направился в свою хижину, сопровождаемый Бадрийей, которая говорила ему:
— Ты весь в пыли и крови. Тебе нужно помыться.
Смыв с себя следы боя, Касем лег на постель. Все тело его болело. Бадрийя принесла ему поесть и ожидала, когда он сядет, чтобы поставить перед ним блюдо с едой. Но Касем впал в полузабытье, чувство отдохновения и радости смешалось в его душе с тревогой и печалью.
— Поешь, — уговаривала его Бадрийя.
Он глядел на нее затуманенными глазами из–под полузакрытых век и говорил:
— Скоро ты станешь свидетельницей нашей победы, Камар.
Он очнулся, заметив, что оговорился, и увидев, как изменилось лицо Бадрийи. Усевшись на постели, он смущенно и нежно сказал:
— Какая вкусная у тебя еда.
Но она нахмурила брови. Взяв кусок таамии, он ласково пригласил ее:
— Поешь вместе со мной. Бадрийя отвернулась и пробормотала:
— Она была старая и некрасивая.
Он согнулся от этих слов, словно от удара, и с глубоким упреком сказал:
— Никогда не поминай ее плохо. О таких, как она, вспоминают лишь с благодарностью.
Она живо обернулась к нему, хотела что–то возразить, но увидела на его лице такое горе, что не осмелилась произнести ни слова.
86.
Побежденные возвратились с позором. Они старались держаться как можно дальше от ярких огней дома Савариса, где царило свадебное веселье. Мужчины разбрелись по своим домам. Но дурные вести распространяются, как пожар, и вскоре во многих жилищах заголосили женщины, а шум свадьбы затих, и веселье угасло, словно огонь, засыпанный землей. Весть о смерти Савариса передавалась из уст в уста. Вскоре стали известны и имена тех, кто погиб вместе с ним. Среди них были и рифаиты, и жители квартала Габаль, участвовавшие в свадебной процессии. А кто же тот преступник, который учинил побоище? Касем, овечий пастух! Касем, которому суждено было бы, если бы не Камар, всю жизнь оставаться бродягой.
Один мужчина сообщил, что он проследил за людьми Касема, когда они возвращались после драки, и узнал, что укрываются они на горе Мукаттам. Многие испугались: уж не засел ли Касем на горе с целью истребить всех обитателей улицы? Все, кто еще спал, пробудились ото сна и вышли из своих домов. Все возбужденно переговаривались между собой. Один из жителей квартала Габаль гневно кричал:
— Надо поубивать всех бродяг!
Но Гулта остановил его, сказав:
— Бродяги не виноваты. Из них тоже многие погибли вместе с их футуввой.
— Сжечь Мукаттам!
— Прикончить Касема и кинуть его труп на растерзание собакам!
— Клянусь всем святым, я напьюсь его кровушки! Проклятый трусливый бродяга!
— Он воображает, что гора спасет его от расплаты! — Могила его спасет!
— Раньше он получал миллим из моих рук и целовал землю у моих ног!
— Притворялся таким ласковым и любезным, а обернулся вероломным убийцей! На следующий день вся улица была в трауре. А еще через день все футуввы собрались в доме управляющего Рифата. Кипя гневом и злостью, он сказал им:
— Оказывается, мы и носа не смеем высунуть за пределы нашей улицы, так как это грозит нам смертью.
Читать дальше