Георгий Реймерс - Неземной талисман (Сборник)

— То есть ка-ак же это? Через озеро по льду и своим ходом! — удивился командир.

— Не знаю как. Вам это должно быть лучше известно. Что еще спросить?

— Спа-асибо, больше ничего. Са-ам полечу — узнаю. — Махнув рукой, командир положил трубку.

А с Иваном произошло вот что. Взлетев с аэродрома, он, не теряя времени, лег на курс. В воздухе было неспокойно. Самолет резко бросало. Сопки дымились поземкой. С вершин тянулись шлейфы срываемого порывистым ветром снега. На юго-западе темнела мгла приближающейся метели. Перевал «Пронеси, господи» был пока еще открыт. Набрав побольше высоты, Иван перетянул через хребет и резко повел машину на снижение. Слева внизу, у подножия гор, виднелась Самарка. Фронт снегопада, быстро приближаясь, двигался поперек курса.»

«Пожалуй, не успею проскочить до Зайсана, нужно садиться в Самарке», подумал Иван. Но тут же его стали одолевать сомнения. Вспомнилось, что в Самарке в пилотской комнате плохая печь и придется всю ночь мерзнуть, что для него было всего страшнее. Да и до чайной нужно идти по морозу четыре километра.

— Бр-р!

Он зябко поежился, и подумал о том, как тепло ночевать в Зайсане, какая там хорошая столовая и клуб… Червяк сомнения сделал свое черное дело. Не оглядываясь на оставшуюся позади Самарку, Иван добавил газу и, выжимая из самолета все, на что он способен, пошел на Зайсан.

Пурга встретилась на подходе к озеру. Иван оглянулся назад, но возвращаться было поздно, там уже бушевала метель. С тоской думая о том, как придется лететь в снегопаде над тридцатикилометровой белой гладью замерзшего озера, Иван проклинал себя за то, что не сел в Самарке.

Постепенно низкая облачность начала прижимать самолет к земле. Ветер бешено мчался вдоль Зайсанской долины и трепал машину с такой силой, что отрывало от сиденья. На месте удерживали только привязные ремни. Видимость резко сократилась. Но самое скверное было впереди. Над озером самолет попал в беспросветную белую мглу. Не стало видно ни горизонта, ни земли. Начали возникать ложные ощущения. Ивану показалось, что самолет накреняется, задирает нос кверху и вот-вот упадет. В памяти мгновенно промелькнули все известные ему случаи, когда полеты в таких условиях оканчивались авариями. От этих мыслей по спине поползли мурашки, а во рту появился неприятный металлический привкус. Напряженно всматриваясь в приборы, Иван стал осторожно разворачивать самолет назад к берегу. Время тянулось бесконечно, но вот промелькнули прибрежные камыши, а за ними снова забелела заснеженная степь.

Лететь дальше было невозможно. Иван направил машину против ветра и, прижавшись поближе к камышам, убрал газ. Самолет тяжело плюхнулся на снег.

С трудом развернув машину хвостом против ветра, чтобы ее не опрокинуло бешеными порывами, Сидоркин с фельдъегерем забрались в кабину, закутались в самолетные чехлы и тесно прижались друг к другу.

Пурга разбушевалась не на шутку. Нечего было и думать о поисках населенных мест. Питаясь продуктами аварийного бортпайка, жестоко страдая от холода и ветра, бедняги с нетерпением ждали улучшения погоды.

Метель стихла только на вторую ночь. Расправив окоченевшее тело, Иван вылез из-под чехлов. Морозный воздух был совершенно неподвижен. Снег искрился под холодным, голубым сиянием луны. Невдалеке чернели камыши. После почти двухсуточного непрерывного воя пурги в ушах звенело, и тишина казалась какой-то необычной.

Первым делом Сидоркин разжег, к счастью, не забытую на этот раз, подогревательную лампу. Затем, немного обогревшись, разбил ящик, в котором хранился бортпаек и, действуя листами фанеры как лопатой, начал с помощью фельдъегеря откапывать занесенный до самых крыльев самолет.

К рассвету машина была освобождена от снега, а мотор подогрет. Но неудачи продолжали преследовать Ивана. Осматривая самолет, он увидел, что незакрепленные рули управления разболтало порывами ветра и тросы вытянулись настолько, что машина стала неуправляемой. Лететь было нельзя.

Чуть не плача от досады, Иван объяснил положение товарищу по несчастью. Опытный, много раз летавший нарочным, Каримжанов отнесся к неприятному сообщению с чисто восточной невозмутимостью. Он резонно рассудил, что если нельзя лететь и нельзя идти искать аул, потому что его близко нет, а по глубокому снегу далеко не уйдешь, то нужно сидеть и ждать. Пища и огонь пока есть, о чем же горевать! Поджав под себя ноги, он уселся и затянул однообразную песенку. По казахскому обычаю Каримжанов пел, что придет в голову: как они сидят в степи, как их будут искать и потом найдут. В том, что их найдут, он нисколько не сомневался и поэтому чувствовал себя совсем неплохо.