Себастьян Фолкс - Там, где билось мое сердце

— Ну а какие, собственно, перспективы просматривались у данной методики?

— Мы бы продолжали эксперименты, разумеется, с согласия пациентов. Ради избавления от недуга им пришлось бы какое-то время терпеть муки критической температуры, зато потом… Наверняка подобная терапия кому-то поможет. Вы согласны?

— Кому-то да. А что делать с остальными добровольцами? Кому с первого раза ваши опыты не помогли? Снова и снова инфицировать их и вгонять в лихорадку?

— Заранее мы ничего знать не можем. Но нам нужна свобода, чтобы дальше искать оптимальные варианты. Как иначе?

— Из-за этих экспериментов вы и отошли от дел?

Перейра откинулся на спинку стула и бросил на стол салфетку.

— Сами знаете, как ополчились в тот период на нашу с вами профессию. Вот и у меня все тогда полетело к черту. Впрочем, кое-какие наблюдения пригодились мне в дальнейшем. Особенно меня заинтересовал тот факт, что Беатрис — пусть уж она останется под этим именем — почти ничего не помнила из своих многолетних навязчивых галлюцинаций.

— А почему вас это заинтересовало?

— Потому что это касается определения и трактовки понятия «реальность». Галлюцинации воспринимались как реальность, и мозг Беатрис фиксировал их как реальность. Вы в своей книге «Немногие избранные» тоже настаиваете на том, что для больных их иллюзии абсолютно реальны. Но если они почти не оседают в памяти… Ведь память очень важна для формирования интеллекта, как сама по себе, так и вкупе с остальными способностями человеческого существа. Но тогда…

— Тогда что?

— Тогда надо признать, что существуют иные возможности проживания жизни.

Я поставил стакан на стол и улыбнулся.

— Полагаю, тут вы отходите от медицины и погружаетесь в метафизические дебри.

Перейра улыбнулся в ответ:

— Когда я читал вашу книгу, именно рассуждения метафизического порядка навели меня на мысль, что мы с вами непременно должны встретиться.

На другой день я спустился в calanque . На этот раз не для того, чтобы «привести в порядок мысли», а чтобы «собрать» их воедино. У меня с собой был маленький термос с крепчайшим кофе Полетты и блокнот. Усаживаясь на самую удобную скалу, я вспомнил строки из «Бесплодной земли» Элиота: «На берегу я сидел и удил, пустыня за моею спиною. Наведу ли порядок я в землях моих?» [42] Пер. С. Степанова. .

А надо ли его наводить, этот порядок? Может, пора уже угомониться, пусть и дальше накатывают волны абсурда и логических провалов. Не лучше ли погрузиться в них с головой? Поэты и даже религиозные авторитеты не чураются голословных утверждений, наоборот, это их основа основ, заодно и тайна тайн. Сократ, наверное, был прав, утверждая, что «непознанная жизнь не стоит того, чтобы быть прожитой», но в тот момент я чувствовал, что все, стоп: устал я что-то во всем этом копаться. Да, хорошо бы на время остановиться, вот только мой мозг, не спрашивая меня, каждый день преподносил мне что-то новенькое.

Вчера вечером перед уходом Селин я расплывчато предложил ей встретиться. Попросил прощения за то, что мы совсем ее заболтали, и сказал, что, если у нее есть желание пообщаться, завтра я буду у calanque . Она улыбнулась своей несколько отстраненной улыбкой, но ничего не ответила. Я просидел на скале примерно полчаса, когда меня окликнули. Обернувшись, увидел, как она машет мне сверху. Селин была в курточке и короткой юбке, плотных шерстяных колготках и высоких сапогах. Видимо, это у нее была самая зимняя одежда. Жаркие денечки, которые позволяли Селин нагишом загорать на скале, давным-давно миновали.

Взбираясь к ней по каменистым уступам, я остро почувствовал разницу в возрасте. Как всякий человек старше сорока пяти, бремени лет я не ощущал. Кажется, что тебе двадцать девять или тридцать три, в общем, ты еще хоть куда. А седые волосы и дряблые мышцы — это пустяк, недоразумение, достаточно посидеть на диете и избегать яркого солнечного света. Но когда оказываешься один на один с созданием, которое моложе больше чем вдвое, грубая реальность глумливо насмехается над тобой.

— Позволь тебя угостить, — сказал я. — Есть тут у вас места, где хорошо кормят?

— Только старая ферма, которую переделали в гостиницу. Но ее уже закрыли на зиму. Приглашаю тебя к своей бабушке, к Беатрис. Она хорошо готовит.

Мы минут двадцать шли до беленых известью деревенских домиков, на которые Селин указала в день нашего знакомства. Бабушке было хорошо за восемьдесят, но она замечательно выглядела. Взгляд живой и лукавый, под вдовьей черной одеждой угадывались гибкость и гордая стать.