Андрей Гуляшки - Три жизни Иосифа Димова

Все началось с триптиха, который мой отец озаглавил „Град”. Он нарисовал три картины в наивной лубочной манере, роднящей их с веселой народной сказкой. На первом холсте изображено небо, затянутое грозовыми тучами. Святой Илья-пророк выхватывает из деревянной меры молнии и одну за одной мечет их на землю, а двое ангелят посыпают поля градом. Земля покрыта мрачной тенью, хлеба замерли в смертельном испуге. Посреди колосистой нивы стоит комбайн, а под сливовым деревом комбайнер обнимает свою напарницу. На втором полотне показано, как двое ракетчиков обстреливают Илью-пророка и ангелят из ракетной установки. На землю летят клоки бороды святого, обломки деревянной меры, обрывки ангельских крыльев. Через пробоины, образовавшиеся в пелене туч, улыбчиво сияет небо. Третья картина вся залита серебристым солнечным светом. По хлебному полю торжественно плывет комбайн, он несет свою трудовую вахту, под сливовым деревом кружится хоровод детишек. Это была, если можно так выразиться, современная „реплика” на стихотворение Яворова „Град”, I поражающее своим трагизмом.

Я полный профан в живописи, однако же отнюдь не вберусь утверждать, что подобное невежество делает честь математику, а тем более – сыну известного художника. Как бы там ни было, я могу сказать о триптихе только то, что картины мне нравились, они были забавные, и я разглядывал их с удовольствием.

Однако некоторые ценители живописи и специалисты, придерживались на этот счет другого мнения. Художник Димитриев, председатель комиссии, отбиравшей картины для общей художественной выставки, на прессконференции заявил, что произведение моего отца – издевательство над реализмом. Дескать, что общего имеют с реализмом разные там святые, ангелы и прочие религиозные атрибуты и как можно изображать ракетчиков, ракетные установки и комбайнеров в той же лубочной манере, что и отрицательные образы, какими являются святой и ангелы? Он обвинял отца в том, что у него одинаковый подход к изображению положительных и отрицательных персонажей, а это, дескать, говорит об отсутствии прочной идейно-художественной позиции. В заключение художник; Димитриев – он же заведующий отделом изобразительного искусства Министерства культуры – спрашивал, до каких пор современным зрителям, учашейся молодежи будут преподноситься подобные пережитки и идейно неясные произведения, мол, не пора ли навести порядок в нашем социалистическом искусстве.

Короче, Димитриев представил дело так, будто мой отец как художник далек от реализма, его не интересует революционная действительность. И триптих не был принят. Впервые с тех пор, как отец стал профессиональным художником, его картины не были представлены на общей выставке.

Правда, отец не остался в долгу: то ли сказались годы учительства, то ли он слишком глубоко презирал человека, который его обидел, но на первой же прессконференции его противник получил хороший урок. Отец вел себя с большим достоинством, – узнав об этом, я зашел в наш квартальный кабачок и на радостях выпил рюмку коньяка. Он заявил, что не нуждается в уроках по революционности искусства от человека, который до революции был салонным художником.

Но на этом дело не кончилось. Отец перенес боевые действия на территорию врага. После открытия выставки он опубликовал в еженедельнике, посвященном вопросам культуры и искусства, резко отрицательный отзыв на картину Димитриева. Впрочем, „отрицательный” не то слово. Статья была разгромная. В чем же состояла суть? Картина Димитриева изображала первомайскую демонстрацию. По празднично украшенному Русскому бульвару шли колонной рабочие во главе со своим бригадиром. Рабочие все до одного были в синих спецовках и все до одного нахлобучили на головы кепки. Один только бригадир резко выделялся на их фоне: он шагал впереди в кожаной тужурке, голова на андалузский манер повязана красным платком. Над колонной реяло алое знамя, – как я уже сказал, это была первомайская демонстрация. На первый взгляд все выглядело как надо: рабочие идут маршевым шагом, знамя развевается, – но отец утверждал, что за этим „как надо” скрыт глубокий обман. „Стоит внести небольшие изменения в декор и костюмы, – писал он, – как колонна рабочих мигом превратится в банду черносотенцев, военных наемников, головорезов, шайку пиратов или даже если хотите, – в когорту римских легионеров! Посмотрите на эти бездушные, словно высеченные из камня лица, холодные неподвижные взгляды мстителей, на строгую военную выправку! Неужели так выглядят ликующие рабочие, которые отмечают свой трудовой праздник?”