Юрий Щеглов - Святые горы

— Эй, — окликнула в полдень Верка из противоположного угла промплощадки, когда силы почти покинули меня, — что волочишься, как затруханный математик? Мне с вами тут чикаться николы. Мне еще дотемна два шурфа вынуть. Я с точки получаю. Крутись живей!

И я крутился что есть мочи — не как затруханный математик. Черт бы побрал этот народный юмор! Меня и впрямь нередко принимали за крупного знатока точных наук, невзирая на весьма посредственные успехи в них.

Затруханный математик! Прилипнет — не отцарапаешь.

Еле дошкандыбал до самурайской хаты, замертво свалился, уснул каменным сном. Уснул, перекатывая в спутанном мозгу последнюю реплику начальника:

— Ты поспокойнее, жилу не рви, а то не выдюжишь — заболеешь.

Но я не заболел, а вскочил на рассвете с петухами. Жила, вероятно, была от предков — не тонкая. Однако— любопытная вещь! — я все-таки пока перестал интересоваться окружающим ландшафтом, и то, что раньше имело для меня важное значение, — степь, ее жизнь, ее изменчивость, — сейчас уже не привлекало мое внимание. В первые дни я целиком погрузился в работу и в человеческие взаимоотношения. Пройдет немного времени — и втянусь в ритм, в лямку, привыкну к приборам, к своим обязанностям, и степь вновь захватит меня и больше не отпустит до самого прощания, до самой разлуки, а потом, через десятки лет, в далеких отсюда городах, в душных и жалких комнатах, поднятых высоко над землей, в самолетах и поездах, она мне будет сниться по ночам во всем великолепии красок и запахов, во всем великолепии безбрежного, чуть туманного перед восходом пространства.

На следующее утро Верка почему-то опоздала, и орудовать лопатой пришлось мне. Я обмотал ладони тряпками. Воловенко послал Муранова и Дежурина на обмер объектов. Торопил безбожно, а сам привернул теодолит к треноге и начал привязку. Самураиха и Верка засновали по промплощадке туда-сюда. Воловенко наблюдал за ними, улыбчиво щурясь, не ругался, — видно, удовлетворенный. Женщины попались сообразительные, шустрые. Особенно Верка. Ее ни секунды не ждем. Прыг, скок — и на месте. Рейку выставляет перед собой тщательно, как студентка на практике, не болтает ею, что для геодезиста основное. Градусы Воловенко отщелкивал молниеносно, цифры строчил как из пулемета. Я еле успевал их вписывать в тахеометрический журнал.

Муранов и Дежурин между тем замучились с непривычки. Со строениями — сараями, навесами, конторой, туалетом и прочим, что стены имеет, — справились благополучно, а когда выбрались в открытую степь и приступили к измерению расстояний между скважинами и реперами, то никак столковаться не могли. Первый кричит: пятьдесят сантиметров потеряли! второй: нет, восемьдесят! Тогда Воловенко заставил их трижды отшагивать— от точки до точки, а последний промер контрольный. Но и контрольный впустую. Муранову с одной рукой тяжело. Ленту он натягивает не до струнного звона. Пока шпилькой в отверстие у отметки целится, лента под подошвой незаметно ускользает. При вычерчивании топографического плана ошибка обязательно вылезет. Надо бы подменить инвалида. А сказать неудобно, человек старается, может подумать, что (мы ему денег меньше заплатим.

Деньги! Проклятые деньги!

— Позови его, — решился Воловенко, — иначе на камералке Лидка соловьем засвищет.

Мне стыдно, и я не могу себя переломить, но, чтобы Лидка не свистала соловьем, я отдал начальнику журнал и отправился сам проследить за коварной лентой. Темп работы замедлился, но концы с концами кое-как мы все-таки свели.

— Послушай, малый, — мигнул мне Дежурин в перекур. — Твой старшой, кажись, не липовый дядька. Вкалывает взаправду. Ты ему шепни вот чего. Нехай напрасно не суетится. Карнаух вам скважины только по углам насверлил, а в середке проб не брал, дырки — до упора — в четверть штанги — для блезира. Ей-богу! Поселок Аква у моря есть. Знаешь? Там рыболовецкое хозяйство богатое, а пресной воды не хвата. Директор однажды ночью приезжал, я чул — подманивал к себе. Полагаю, про артезианскую уславливались.

Пробить артезианскую для лихого бурмастера пустяки— десять кусков в кармане. Когда Абрам-железный на праздник в буфете выпьет крепко — рассказывали, — обязательно привяжется к какому-нибудь геологу: почему опоздал из командировки — десять слева, и ваших нет? Дурашливых намеков главного бухгалтера побаивались больше, чем выговора от Клыча.

— Ты на меня не ссылайся, — предупредил тихо Дежурин, — я в случае чего отопрусь. Я ведь у Карнауха тоже рычаг крутил. Не обижал он колхозника. Вот те крест.