Тогда эта песня Владимира Высоцкого была популярна везде. Особенно – среди моряков. И её исполняли в любом ресторане, в том числе и в аэропортах…
Уже отправляясь на посадку, я ещё раз обернулся и крикнул Тае, смотрящей на меня широко открытыми, бездонными глазами:
– Мы больше никогда не будем расставаться!
Она подбежала ко мне, взяла под руку и, тихо двигаясь вместе со мной и очередью в сторону «накопителя», продолжала молча глядеть на меня, словно пытаясь запомнить всё до мелочей или решив сейчас же улететь со мной.
Я наклонился к ней и тихо продолжил:
– Построим где-нибудь в предгорьях, у журчащего ручья, шалаш. Я научусь ловить форель. Ты станешь её готовить. У местных осетин будем покупать козий сыр, вино, хлеб… У диких земляных пчёл – заимствовать мёд…
Тая улыбнулась, и ей даже хватило сил пошутить:
– Да, с милым рай и в шалаше – если милый атташе…
А потом вновь посерьёзнела и уже с такой неизъяснимой тоской добавила:
– Какая это всё же пытка – расставание. Как будто отсекаешь часть себя… Ты знаешь, мне кажется, что я только сейчас до конца поняла корейского поэта семнадцатого века Чона Чхоля, который мне очень нравится.
Мы уже стояли одни, а хвост очереди лениво втягивался в узкие двери. Над которыми светилось электронное табло: «Рейс №… Минеральные Воды – Иркутск».
– О чём это ты? – спросил я Таю.
– Да у него стихотворение есть такое, которого я раньше до конца не понимала. «Два Будды каменных всю жизнь стоят друг против друга у большой дороги. Снег падает на них порой ненастной, и хлещет дождь по их нагим телам… Но нашей человеческой разлуки они не знают: позавидуй им!» – тихо произнесла она и добавила: – Я даже представить себе не могу, что поеду домой одна, без тебя. Что наши пути – уже в разные стороны…
У неё по щекам заструились слёзы.
Из двери, в которой исчезали последние пассажиры моего рейса, выглянула красивая стюардесса в голубой униформе.
– Вы на этот рейс? – обратилась она строго.
– Да, – ответил я.
– Тогда поторопитесь, – уже как бы извиняясь, добавила она с улыбкой. – Посадка заканчивается.
Я отстранил от себя Таю и зашагал к двери, стараясь не оглядываться, потому что в глубине её заплаканных глаз мог сейчас мгновенно утонуть.
Как-то я сидел в своей избушке и, не зажигая керосинки (света на острове не было уже неделю), слушал утреннюю музыку шторма.
Огромные волны с диким грохотом бились о скалы, будто старались сдвинуть их с места… Ни есть, ни даже просто думать не хотелось. Я испытывал состояние какого-то затяжного отупения и был доволен тем, что мысли о прошлом теперь не так часто посещают меня. Словно внутри всё выгорело, и гореть там было больше нечему.
В какой-то окаменелости чувств, лениво, как не о себе самом, вспоминался порой Зум-Булуг и Светлана Павловна – тридцатилетняя ядрёная вдова, учительница литературы…
– Я за своим мужем-охотоведом сюда притащилась, – рассказывала она мне. – Сильно любила его. С тех пор уже семь лет учу детей местных аборигенов. А два года назад мужа медведь-шатун задрал… По весне один только карабин и нашли…
Однажды, когда мы случайно встретились у магазина, ещё не будучи знакомы, она, лукаво улыбнувшись и нарочито шумно вздохнув, пригласила меня в гости.
– А то все в деревне говорят: охотник, красавец, из тайги вышёл. А я и не знаю кто. А вы, может быть, с моим мужем знались. Он всех охотников знал. Так что заходите в гости, на чаёк. Посидим, потолкуем… К тому же сегодня суббота. А я всегда по субботам баньку топлю. А после тайги банька – первое дело. Она у меня чистенькая, да и пара на всех хватит… И такая жаркая, – снова улыбнулась она, – что молодка. Первый пар, так и быть, вам уступлю, – закончила она, когда мы познакомились. Я с радостью согласился прийти в баню. Тем более, что у леспромхоза, в конторе которого меня разместили, такого шикарства не было.
– У меня мужик первым делом, когда с промысла возвращался, сразу – на полок. Потом уж все остальное, – вздохнула она, посерьёзнев. – Да не бойтесь! Я вас не съем, – снова улыбнулась, озорно подмигнув.
Предложение Светланы Павловны для меня, надо сказать, было царским подарком, тем более, что от моей помощи: натаскать воды, наколоть дров, – она отказалась.
– Не беспокойтесь, я всё уже давно привыкла делать сама. Да и не в тягость мне это. Колодец прямо во дворе, рядом с баней. А дров: и берёзовых, и осиновых, и лиственничных, – для жару, ещё от покойного мужа такая поленница осталась – года на три топить с лихвой хватит… Вон наш дом, крайний, у опушки леса за заплотом стоит. Так что часа через два приходите париться. Баня уж готова будет.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу