Карин Ламбер: Дом, куда мужчинам вход воспрещен

Игры в «Клубе Пингвинов» затихают. Одни дети вскрывают пакеты с печеньем, другие достают из рюкзачков галеты или куски пирога, все такое чудесное, красиво завернутое. А у нее ничего. Родителям и в голову не пришло подумать об этом.

Я хочу есть! Хочу есть! Хочу есть!

Белокурая девочка в полосатом комбинезончике протягивает ей яблоко. Жюльетта прикусывает губу, хмурит брови, пытается выдавить «спасибо», но молча опускает голову.

Перекусив, все с головой уходят в новую игру – вырезают и клеят цветную бумагу, которая превращается в смешных зверюшек, а затем расставляют зоопарк на столе и поют. Ее играть не пригласили.

Меня никто не видит. Я невидимка.

Один за другим дети расходятся, бегут навстречу своим родителям, которые радостно делятся планами на вечер: сходить в пиццерию или отправиться на ярмарку, где устроены гулянья. К половине шестого все разошлись. В вольере тихо. Не слышно воробьиного щебета. Игрушки уныло лежат на полках. Жюльетта одна. В большом пустом зале. Без четверти шесть, шесть…

Так же было и в «Клубе Микки» в Довиле, и в «Клубе Морских Свинок» в Ле-Туке, и в «Клубе Юных Моряков» в Аркашоне. Я не должна плакать, иначе так разревусь, что не смогу остановиться.

Пепита, воспитательница, – маленькая нервная брюнетка с конским хвостиком – поглядывает на стенные часы, будто ждет, что оттуда выскочат родители. Ее взгляд мечется туда-сюда, от Жюльетты к часам.

Может быть, в этот раз они вообще не придут.

У Жюльетты кружится голова. Она трет большой палец об указательный, все сильнее и сильнее.

Может быть, мне надо было попросить девочку с яблоком взять меня с собой? Могут тебя удочерить, если родители живы?

Половина седьмого, семь. Никого! Пепита нервничает, изучает листок с именами и телефонами. Ничего. Даже адреса не оставили.

А меня зовут «Тсс»! Нехорошо, но лучше, чем ничего. Хоть какой-то шорох в тишине. Тишина такая огромная. И холодная. Больно, когда она окутывает меня. Иногда я кричу громко-прегромко: «ЕСТЬ ТУТ КТО-НИБУДЬ?» Но звук остается внутри, ему не выйти. Тишина всегда побеждает.

Пепита бормочет сама себе:

– Так мы опоздаем в кино. Он терпеть не может ждать. Веселенький же у меня будет вечер.

Куда же она денет меня? Где оставит? В кассе кинотеатра? В жандармерии?

Пепита ходит взад-вперед… окно, часы, дверь, список, Жюльетта. И снова по кругу. Конский хвостик мечется во все стороны. Жюльетте хочется вцепиться в ее ноги, чтобы она остановилась. Вдруг застыв и прервав свой монолог, Пепита поворачивается к Жюльетте и кричит:

– ДА ГДЕ ЖЕ ТВОИ РОДИТЕЛИ?

Жюльетта не знает. Они никогда не говорят ей, куда идут.

Была бы я красивой, могла бы гулять с ними, а так я буду точно пятно на их шикарной одежде. Вдвоем чище.

Чтобы прекратить допрос, она рисует отель, большой-пребольшой, у самого моря. Мисс Пепита кидается к телефону:

– Маленькая девочка… одна… поскорее.

Потом достает из сумки косметичку, накладывает тени на веки, подкрашивает губы помадой, глядя в зеркальце.

Какие красивые краски. А меня хотят стереть. И у них это очень хорошо получается. Я – последняя, о ком им придет в голову хоть чуть-чуть позаботиться.

Жюльетта прижимается носом к стеклу.

Если она красится, значит, скоро уйдет… никого не останется… только тишина и я.

Она слышит, как подъезжает машина, хлопают дверцы. Перестает дышать. Потом узнает «цок-цок» маминых босоножек на высоких каблуках, в которых ее ноги выглядят особенно длинными, а лодыжки особенно тонкими. Ее звонкий голос отвечает отцовскому басу. Сердце Жюльетты барабаном бухает в груди.

Они приехали за мной.

Из окна она видит, как отец склоняется к маминой шее, целует, покусывает, шепчет что-то на ухо. Такие красивые. На нем небесно-голубая рубашка, расстегнутая почти донизу и открывающая загорелый торс. На ней струящееся платье, которое колышется при каждом движении.

Как будто артисты из кино.

Они входят, смеясь, легкие, точно мыльные пузыри. Жюльетта кидается к ним.

– Осторожней, ты помнешь мне платье!

– Ну как, весело было?

– Очень долго.

– Ты всегда преувеличиваешь.

– Я думала, вы про меня забыли.

– Тсс!

Пепита уже вся издергалась.

– Мы закрываемся в пять часов. Я вам не бебиситтер.

Родители Жюльетты целуются.

Пепита бросает на них злобный взгляд.

Жюльетта любуется прекрасным маминым лицом.

Может, когда-нибудь она все-таки обнимет меня.