Дмитрий Рагозин - Дочь гипнотизера. Поле боя. Тройной прыжок

Но путь преградил Агапов, встав перед бамбуковой шторой.

«Дальше не пущу!»

Он был низкого роста, с русыми вихрами, лобастый, вислогубый, круглые глаза глядели жалобно, грустно.

Но, отстранив досадную антропоморфную помеху и откинув змеешипящую штору, Хромов увидел только карту местности, выцветшую и обветшавшую.

Не без труда он нашел на карте виллу Тропинина, обозначенную маленькими вилами. То, что Тропинин мертв, его не удивило, удивило его то, что, даже будучи мертвым, Тропинин не утратил способности двигаться, говорить. Если мои записи кому-то нужны, то только ему, подумал Хромов, глядя на тощую, шахматную фигуру критика. Другим они не в коня корм. А этот эрудированный хищник состряпает из них рецензию или обзор, памфлет, пасквиль, да мало ли еще на что сгодятся мои задние черные мысли! Но он не решился спросить в лоб. Надо вынудить Тропинина признаться в краже, обличить исподволь, шутя подвести к саморазоблачению. Конечно, Тропинин ни за что не признается, но он может выдать себя неосторожным словом, смущенным выражением лица, ложным жестом. Вырвать истину…

Но Тропинин гнул свою линию:

«В своем первозданном виде натура нам неведома, поскольку, стоит за нее взяться, приласкать, как она моментально перестает быть первозданной, теряет вкус, запах, превращаясь в снимок, голотипию, которая имеет своих поклонников, но обречена до скончания времен пылиться в запертом на ключ ящике стола. Наши усилия пропадают даром. Мы губим то, к чему стремимся, уничтожаем то, что хотели бы сохранить, ибо сохранение — первый и решающий шаг к уничтожению».

Дохлый номер! — подумал Хромов.

«Не номер, а нумер!» — высокомерно поправил Тропинин.

Хромов закрыл лицо руками. Как он мог совершить такую грубую ошибку?! Стыд! Позор!

Тропинин был в зеленом пиджаке, салатовом жилете, лимонной рубахе и апельсиновом галстуке. Волосы зачесаны назад и слегка золотились.

«У меня для тебя сюрприз!»

Широким взмахом он откинул занавеску:

«Вуаля!»

Вышла девушка в оранжевом купальнике, таком узком, что воображению не за что было зацепиться. Одно резкое движение, и стянутые тесемки лопнут, она окажется вся на виду, теряя силу соблазна. Но именно риск утратить прелесть последнего стыда и разочаровать тупостью телесной формы делал девушку неотразимой. Она не до конца раздета, но уже почти лишена всего того, что удерживает и направляет взгляд. Одно неверное движение, и от нее ничего не останется.

«Советую быть с ней построже!» — напутствовал Тропинин.

Хромов и девушка стояли на сцене. Зрительные ряды уходили в дымку тоскливого изумления. Лица вспучились ожиданием. Чей-то голос, странно знакомый, бубнил в голове, нудил:

«Раздень!»

Он оглянулся, чтобы узнать, кому принадлежит голос, но никого, кроме него и девушки, на сцене не было. Голос продолжал звучать, напирая, вдалбливая:

«Раздень, раз в день, вдень в тень, растение, рождение, рассуждение…»

А почему бы и нет? Зал, зрители были так далеко! Они были по ту сторону, в своем, непонятном и неинтересном мире. Почему он должен отказаться от своего желания только потому, что оно совпадает с желанием другого? Он бы потом себе не простил. Потом было бы поздно.

«Сними! — талдычил голос, заметно раздраженный его медлительностью. — Сорви! Сдери!»

Уже девушка, заждавшись, сделала шаг к нему, улыбаясь, качнув бедром, поводя плечом так, как будто ей было тесно в узких путах. Блестящие губы шептали: «Освободи меня!»

Покорный, он окинул прощальным, снисходительным взглядом затаивший дыхание зал и уже протянул руку, как вдруг одно лицо, выражение ужаса где-то в задних рядах, пронзило его. Нет, это не была Роза, у Розы давно уже не было никакого лица, никакого выражения. Это был он сам. Поспешно встав и не обращая внимания на злобное шиканье, он прошел меж кресел и выбежал из зала.

Но, шагая по тускло освещенному коридору, он уже жалел, жалел, что не поддался внушению. Опять надо начинать сначала, допуская, что и на этот раз, в результате всех своих усилий, он вновь окажется на сцене и будет хотеть того, что от него хотят. Будь при нем деньги — его выигрыш, все было бы намного проще. Но выигрыш улепетнул, и, чтобы его вернуть, надо перелистывать страницы назад, читать в обратном порядке, задом наперед, дерепан модаз.

«Вы обратились не по адресу! — сказал Грибов, хитро и хмуро щурясь. — Мы не держим книг, оскорбляющих нравственность».

«Что же вы с ними делаете, сжигаете?»