Ирина Голаева: Повесть об одинокой птице

Потому что вскоре появилась мама с конфетами и большой говорящей куклой в руках. Но дочь как-то сдержанно и тихо приняла подарки, а потом незаметно ушла в ванную, заперлась и ждала, пока гостья не уйдет из квартиры. К кукле и конфетам она не притронулась, да и вообще ни к чему не притрагивалась из того, что мать приносила и дарила ей. Вот только деньги взяла, и то не так давно. Потому что они ей позарез были нужны. Общаться с мамой она стала только в последнее время. Разговоры всегда как-то не клеились. Она и сейчас вспоминала себя под этим жасминовым кустом. С тех пор она ненавидела этот запах. «Надо ей сообщить», – промелькнула мысль, но тут же она опять переключилась на себя и свое горе.

Через несколько дней состоялись похороны. На кладбище сильно дул ветер, было голо, пусто и холодно. Она стояла одна и застывшим взглядом смотрела на вырытую могилу. Мокрая бурая глина вязкими лохмотьями окаймляла ее. Она не могла понять, что она здесь делает, где она? Все вокруг суетились, говорили, только она стояла неподвижно, как камень, на котором было высечено имя отца и недавняя дата. «Да, это было только вчера, только вчера», – проносилось в голове.

Отец пробыл еще два дня в реанимации, а потом его не стало. Все это время она не уходила из больницы, ночуя на стуле под реанимационными дверьми. Ее туда так и не пустили.

Потом появились какие-то родственники. В последний раз она увидела его на кладбище, когда открыли гроб. Там лежало какое-то чужое, незнакомое ей тело. Желтый, восковой цвет лица, заостренный нос, подбородок, впалые щеки. Ей сказали, что это ее отец, но она его не узнавала. И до сих пор ей не верилось, что именно ее отец лежит на холодном, голом кладбище, хотя надпись на памятнике, выданное свидетельство о смерти – все говорило о том, что его больше нет. Но он незримо продолжал жить в их маленькой двухкомнатной хрущевке на третьем этаже.

Если бы она была несовершеннолетняя, то неизвестно, как бы устроилась ее жизнь. Но она училась уже на третьем курсе института, и никто не донимал ее предложениями о помощи. Потихоньку все как-то улеглось, и о ней стали забывать. Теперь она могла надеяться только на себя, а себя было так мало. Вначале оставались какие-то сбережения отца, но постепенно все куда-то ушло. Стипендии хватало только на проездную карточку и мороженое. Остро встал вопрос об оплате квартиры. Раньше она особо и не задумывалась, откуда берутся деньги. Все всегда решал отец. Теперь надо было думать об этом самой. Бросать институт она не хотела. Слава Богу, не надо было платить за него, как это уже делали некоторые. Она хотела его закончить, но нужно было учиться еще целых два года. Она купила газету с объявлениями о работе, но, листая большие страницы, ничего не находила для себя. Везде требовалось работать целый день. А она могла работать только по вечерам.

И вот ей пришлось первой обратиться к матери за помощью и попросить денег. Сперва она позвонила по телефону, но дома никого не было. А потом уже после девяти часов вечера мать усталым голосом предложила ей подъехать завтра после восьми. Пересиливая себя, она в первый раз отправилась на другой конец города в ту новую семью, где жила ее мама. Дверь открыла девочка лет одиннадцати. Она жевала жвачку, а в ушах торчали наушники. Увидев ее, спросила, кто ей нужен. Она назвала маму по имени и отчеству, и девочка побежала за ней, видимо, на кухню. Вскоре показалась мама в фартуке и домашних тапочках. Как она была не похожа на ту даму, которая приходила к ним на день ее рождения! Они прошли в кухню, и мама закрыла за ними дверь.

– Тебе нужны деньги?

– Да.

– Сколько?

– Мне за квартиру платить нечем, – не сдерживая раздражения, резко ответила она.

Мама задумалась, отвернулась к плите, чтобы помешать макароны. Когда она повернулась к ней, голос ее стал жестким, деловым, чужим и далеким.

– Я все понимаю, тебе сейчас непросто. Да и нам всем очень непросто. Такое сейчас время. Но я не могу оплачивать две квартиры. Мы с мужем не миллионеры. Я давно говорила твоему отцу, чтоб он начал жить, как все люди, хотя бы подумал о тебе…

Но она не успела договорить.

– Не смей так говорить о моем отце! Он самый лучший человек на земле! А ты, ты… – и захлебнувшись слезами, она выбежала из кухни. Резко хлопнула входная дверь.

На следующий день, вернувшись из института и проверив ящик для писем, она нашла белый, неподписанный, но запечатанный конверт. Она поняла, от кого это. Войдя в квартиру, она раскрыла его и увидела несколько потрепанных тысяч, а за ними белую бумажку. Ровным, красивым почерком на ней было написано следующее: «Это все, чем мы можем тебе помочь. Мы действительно стали чужими людьми и, чтобы не ломать комедию, так и будем держаться этого. Наша помощь может быть ограничена, и просим не злоупотреблять ею». Читая эти слова, она чувствовала, как загорелись ее щеки, бешено забилось сердце. Ей даже послышался чей-то голос, очень похожий на тот, что она услышала вчера на кухне, голос вслух прочитывал эти слова. Она закрыла уши, замотала головой, словно хотела избавиться от него, и разорвала бумажку. «Мы чужие, чужие… – вторилось и слышалось ей. – Лучше держаться этого, этого…» – продолжалось опять. Всю ночь она не могла заснуть. Так в ее жизнь пришло еще новое – этот голос.

Читать дальше