Лорен Грофф - Судьбы и фурии

Бетти лежала на тахте и похрапывала.

Матильда на цыпочках вернулась домой еще до того, как Лотто проснулся, оделась так, словно собиралась на работу, затем позвонила и сказалась больной, а после Бетти, отвезла ее в клинику.

[МОЛИТВА МАТИЛЬДЫ: «Позволь мне стать волной. А если я не могу стать волной, расколи меня пополам. Позволь мне расколоть этот мрак».]

ДОЛГОЕ ВРЕМЯ ПОСЛЕ ЭТОГО Матильда чувствовала себя ужасно вялой и хлипкой, как потрескавшаяся серая глина. Не то, чтобы она о чем-то жалела. Просто звонок раздался слишком близко. Лотто был так далек от нее, стоял на вершине холма, на который она, слишком уставшая, никогда не смогла бы забраться. Она же просто влачила существование день за днем. Но все же и в них присутствовали маленькие чудеса, которые бодрили ее и помогали двигаться. Макаруны, упакованные в вощеную бумагу, которые она случайно нашла в почтовом ящике. Холодные, морщинистые руки, гладящие ее по щекам каждый раз, когда она проходила по лестнице. Маленькие подарочки от Бетти, лучики света в темноте.

– Тяжелое это дело, – сказала Бетти, когда они сидели в приемном покое. – Но правильное. А то, что ты чувствуешь сейчас… это пройдет.

И оно действительно прошло.

Когда Матильде было двадцать восемь, ее муж улетел на неделю в Лос-Анджелес на прослушивание для небольшой роли с репликами в полицейской драме, а Матильда записалась на стерилизацию.

– Вы уверены? – спросил ее доктор. – Вы еще молодцы и можете передумать. Никогда нельзя заранее сказать, когда начнут тикать часы.

– Мои часы сломаны, – сказала она.

Он окинул ее взглядом от высоких сапог до белокурых волос, собранных в высокую прическу, задержался на кошачьих глазах, которые Матильды специально подчеркнула карандашом.

Наверное, он подумал, что разглядел ее как следует и понял, что она безнадежна, поэтому кивнул и отвернулся.

В ее трубах были размещены специальные спирали. Матильда ела желе, смотрела мультики и позволяла медсестрам менять катетер. По правде говоря, это был довольно приятный вечер.

Если надо будет, она сделает это снова. Чтобы спастись и не испытывать больше этот ужас. Она будет делать это снова, снова, снова, снова и снова, если понадобится.

ОНИ ДОГОВОРИЛИСЬ встретиться с частной сыщицей на ступенях Метрополитен-музея, но Матильда ее не узнала. Она ожидала встретить девушку, с которой виделась в кофейне в Бруклине, любое ее воплощение – кудрявое и дельфинистое, длинноволосое и стриженое, неважно. Сегодня здесь была только семья толстых туристов, молодой парень в кашемире, к которому Матильда присматривалась особенно внимательно, и мрачная школьница в клетчатой юбочке, свитере и с раздутым рюкзаком за спиной.

Матильда выбрала девочку. Та обернулась и подмигнула.

– Господи боже, – прошептала Матильда, – язык тела и все такое, те же тощие ноги и плохая осанка. Мне показалось, я смотрю на собственное отражение тридцатилетней давности.

– Мне пришлось посидеть в засаде, – улыбнулась сыщица. – Я люблю свою работу.

– Ты и в детстве носила за собой костюмерную?

Сыщица грустно улыбнулась. Она едва ли тянула на свои годы.

– Я когда-то была актрисой, – сказала она. – Мне хотелось стать молодой Мерил Стрип.

Матильда ничего не ответила, и сыщица продолжила:

– И да, конечно, я знала вашего мужа. В буквальном смысле слова. Я играла в одной из его пьес в юности. Принимала участие в мастерской для «Гримуара» в Американском театре в Сан-Франциско. Его все просто обожали. И в этом смысле он всегда напоминал мне утку. Ну знаешь, Ланселот Саттервайт купался в обожании, просто как утка в воде. Он бы с радостью поплавал в огромном бассейне такого обожания, но оно никогда не было бассейном, скорее, водоворотом.

– Весьма точное сравнение, – отметила Матильда. – Теперь я вижу, что ты и правда его знала.

– Наверное, мне не стоило этого говорить, – сказала девушка. – Но я не думаю, что это может звучать резко, особенно теперь, когда его больше нет. Ты единственная по-настоящему знала его. Но во время репетиций команде пришлось завести банку, в которую кидал монетку каждый, кто умудрялся напортачить. Ну а тот, кому удавалось ублажить Лотто, срывал банк. Нас было двенадцать человек, участие принимали и девушки, и парни.

– И кто же победил? – спросила Матильда, дернув уголком рта.

– Да не дергайся ты, – сказала девушка. – Никто. В ночь премьеры мы отдали всю сумму менеджеру, потому что у него родился ребенок.