Дмитрий Сазанский - Предел тщетности

— В чем проблема? Совет вам да любовь.

— Если бы, — удрученно вздохнула Ксения и перешла на шепот. — Я же женщина, если вы не забыли, мне не только вздохи при Луне надобны, мне хочется отдать всю себя любимому без остатка… но тут нашла коса на камень. Вы понимаете?

— Но есть же таблетки, виагры всякие, уколы…

— Мы сразу все перепробовали, без толку. Теперь у нас одна надежда, одно спасение, свет в окошке — черт! Похлопочите, пусть он Решетову пару десятков годков скинет, а если нет, то хоть силу мужскую вернет. Вопрос жизни и смерти, можно сказать, счастья человеческого. Чертопрахова утверждает, что Варфаламей ваш, бес отзывчивый и совсем не злой, сразу откликнулся и ей с братом помог.

— Ну, это как посмотреть. Я бы не спешил с выводами, — мне пришлось вложить в голос весь скепсис. — А что за спешка такая, что вы под вечер сегодня с генералом примчались?

— Я одна приехала, а генерал меня хватился, Петру Николаевичу позвонил, ну и следом прилетел. А сегодня, — она, замявшись, обернулась на Решетова, — мы посовещались, по нашим прикидкам вам три дня осталось, если сегодня отбросить, вечер к ночи клонится. Нет, вы не думайте о нас плохо, мы вам желаем долгих лет жизни, но мало ли, когда еще такой шанс представится. Сегодня вы есть, а завтра…

— Хорошо, ты меня уговорила, — мне даже не хотелось возмущаться в ответ на ее откровенность. В конце концов, кто я им, случайный прохожий, здравствуй и прощай, сколько людей в мире умирает, по всем убиваться, слез не хватит. Промеж людей искра вспыхнула, радоваться надо, они к тебе с симпатией относятся, ты им жизнью обязан. Мог пристрелить тебя генерал? Мог. Не пристрелил. Вот и достаточно.

Каждый новый день, как глоток воздуха перед окончательным погружением в океан бесконечности. Именно такая фраза всплыла у меня в голове, когда я открыл глаза, и теперь мучительно вспоминал, у кого из великих позаимствовал столь дивную мудрость.

Вчерашний вечер удивительным образом быстро скомкался, мы еще посидели с часик за столом, обсуждая всякую ерунду. Носкова допытывалась, кто подарил Василике столь дорогой гарнитур, та в итоге назвала имя черта, посетовав, что неплохо бы к такому украшению еще и присовокупить транспортное средство под стать, например, серебристого мерина с шестисотым движком. Все дружно засмеялись шутке, выдохнули, расслабились, о черте больше не заикались, находя более земные темы, но меня эта кажушаяся беспечность не могла ввести в заблуждение. Во время пирушки я то и дело ловил на себе взгляды весьма красноречивые — присутствующие терпеливо ждали, что предпримет человек, у которого есть возможность постучаться в закрытую дверь. Я же, исходя из предшествующего опыта, да и не желая попасть прилюдно впросак, не проявлял инициативу, оставляя за Варфаламеем право первой ночи. Бестиарий приходит, когда его не ждут, и исчезает, не договорив. Смышленый Петька сжалился надо мной, первым почувствовав неловкость положения, предложил закругляться, и все сразу засуетились, будто только и ждали, когда их попросят на выход. Пока гости одевались, я достал из шкафа две пачки денег — их туда спрятала Василика — и незаметно, по-воровски сунул двести тысяч в сумочку Чертопраховой, пусть слабое, но утешение. Попрощавшись со всей компанией в дверях, ласково выпроводив упиравшуюся рыжую красавицу, завтра приберетесь, я задержал Петруччо, обняв за плечи, увел в темноту кухни. Мне непременно надо было договорить.

— Слушай, а за что ты Мишку терпеть не мог? — спросил я, когда мы остались вдвоем.

— Не бери в голову, старичок, это Славкины выдумки, — Петька улыбнулся, как обычно. — Я его не то чтобы не любил, а скорее жалел. Помнишь историю с географичкой? Открыв дверь и увидев меня на столе со спущенными портками, он пришел в неописуемый восторг и сразу решил составить мне компанию, хотя я и отговаривал, зачем мне коллектив? Так вот что я тебе скажу, он решился на поступок, но, насрав физически, Мишка тут же обделался в душе навсегда. Может и не сразу, но страх такая штука, старичок, как метастазы, проникает во все клеточки организма, пока полностью не сожрет тебя. Вот он с этим страхом в обнимку так и скакал по жизни, да еще все время выискивал чужую кобылу, чтобы на ней в рай въехать, на пристяжной, а не коренной. Потому и завидовал он тебе, желчью исходил.

— Петь, ну чего ты несешь? — в моем вопросе не было даже тени кокетства. — Чему тут завидовать? Лузер в собственном соку.