Виктор Мануйлов - Лестница

Они не заметили, что давно миновали трамвайную остановку. Теперь Машенька крепко держалась за согнутую в локте руку Теплякова, то и дело на полшага обгоняя его, чтобы заглянуть в лицо сияющими глазами. И Тепляков забыл о своих страхах. Действительно, что тут такого, если двадцатисемилетний мужчина идет рядом с шестнадцатилетней девочкой! Ничего предосудительного здесь нет и не может быть, потому что в самом Теплякове ничего, кроме нежности к Машеньке, не возникло и не может возникнуть. В конце концов, они могут просто дружить. А когда Машеньке испол-нится восемнадцать, тогда, может быть. Впрочем, загадывать так далеко — пустое дело, если он еще не может себе представить, что станет с ним после того, как он закончит курсы и получит лицензию телохранителя.

Так они бродили по улице взад-вперед, болтая о всякой всячине, и впервые Теплякову было интересно разговаривать с женщиной. Тем более с такой еще юной, но уже имеющей, если не твердые знания, то кое-какие представления об окружающем мире. И представления довольно оригинальные. А то ведь начнешь разговаривать с иной, даже вполне зрелой особью, и натыкаешься на такое дремучее невежество, будто она явилась в современность прямиком из Средневековья, ничего не почерпнув для себя по пути из достижений человечества.

— Ой! — спохватилась Машенька, когда в ее кармане запиликал мобильник. — Достав его и проложив к уху, она сразу же заговорила: — Мам, извини, но мы с Юрой заболтались. Хорошо, что ты позвонила. Я минут через. через десять буду дома, — заверила она. Затем, заглянув Теплякову в глаза, спросила: — Вы на меня не сердитесь, Юра?

— За что? — искренне удивился он. — Это ты должна на меня сердиться: совсем заговорил тебя.

— Ах, что вы! Мне никогда не было так интересно, — призналась она.

— Мне тоже, — откликнулся Тепляков.

— Правда-правда?

— Честное слово.

Машенька стояла, носком сапожка разгребая снег. Потом глянула на Теплякова и произнесла почти жалобно:

— Я пойду? Ладно? — И уже с радостью: — А вон ваш трамвай!

— Он не последний, — отверг ее жертвенность Тепляков. — Тем более что я обещал Татьяне Андреевне проводить тебя до дверей вашего дома.

Они остановились на лестничной площадке. Машенька сняла рукавичку и протянула ему руку. Тепляков взял ее ладошку, подержал, затем склонился и поднес к своим губам.

— Ну что вы, Юра! — воскликнула Машенька громким шепотом, далеко не сразу выдергивая руку и пряча ее за спину.

— Извини, — пробормотал Тепляков, повернулся и успел шагнуть вниз всего на несколько ступеней, когда его остановил отчаянно-громкий шепот Машеньки.

— Юра! Постойте!

Тепляков остановился.

Машенька спустилась на несколько ступенек.

— Я совсем на вас не сержусь, — произнесла она очень серьезно, хотя лицо ее светилось счастливой улыбкой. — Правда-правда! Спокойной ночи, Юра. Звоните нам, ладно?

— Обязательно, — пообещал Тепляков, тоже расплываясь в улыбке: боже, ну до чего же прелестная девочка!

— Ну и как? — спросила Даша, погасив в комнате свет.

— Что — как? — шевельнулась на своей кровати Машенька.

— Ой, а то ты не знаешь, что. Не придуряйся.

— Я не придуряюсь. Просто гуляли и разговаривали.

— И все?

— Все. А чего еще?

— И не целовались?

— Вот еще! — возмутилась Машенька. — С какой стати?

— А с такой, что он только на тебя и пялился. Прямо до неприличия. Как какой-нибудь. я не знаю кто. Даже мама не знала, как его отвлечь от тебя.

— Ты так потому говоришь, что завидуешь! — воскликнула Машенька, приподнимаясь на локте. — Целуешься со своим Сашкой, ну и целуйся! А я тут при чем?

— А при том, что ты и сама перед ним ходила на задних лапках. «Ой, Юра! Как можно! Все будет хорошо!» — передразнила Машеньку сестра. — Втюрилась, так и скажи.

— Не знаю, — после долгого молчания откликнулась Машенька. И после горестного вздоха добавила: — Он старый — двадцать семь лет! Это же только подумать.

— Не так уж и много, — удовлетворенно заявила Даша и зевнула. — Между прочим, муж и должен быть старше жены лет на восемь-десять. Старше и опытнее. Тогда за ним, как за каменной стеной. Вот. А вообще — давай спать. Ну их всех!

На базу, как вполне официально назывался бывший детский сад, Тепляков возвращался пешком. Он шел и улыбался, вспоминая минувший вечер. Если не считать мелочей, то он вел себя правильно, контролируя если не каждое свое слово, то большинство из них, на чем особенно настаивает преподаватель психологии, добиваясь от курсантов не только постоянного контроля за своим поведением, но и за поведением окружающих его людей. Правда, Тепляков допустил кое-какие промахи, но ведь он был не на работе, а в обществе очень милых женщин, которые не могли желать ему ничего плохого. А под требовательным взглядом Машеньки, озаренным ее жизнерадостной улыбкой, упоминать о контроле неприлично и даже совестно. Но вот вопрос: что же ему делать дальше? Конечно, пока идет обучение, он не волен располагать своим временем. Ну а потом? Как сложится его жизнь потом? Увы, полный мрак и неизвестность. И от этого так хочется закурить, а еще лучше — оглушить себя стаканом водки. Но и на это он не имеет права. Следовательно? Следовательно, стиснуть зубы и продолжать карабкаться по отвесной скале, потому что там, наверху, солнце и небо, там жизнь, там. да, там Машенька. И это самое главное.