Рэйчел Ромеро - Кукольник из Кракова

– Вы не обязаны мне верить, но у вас нет другого выхода. Рена верит мне, правда?

Рена, не отрывая взгляда от Каролины, кивнула.

Джозеф начал было отвечать, но Кукольник выбрал именно этот момент, чтобы появиться из ванной с влажным полотенцем в руке.

– Все в порядке? Мне показалось, кто-то кричал…

Увидев бледное лицо Джозефа, Кукольник умолк, проследил за его взглядом, и… полотенце выпало у него из рук.

– Ваша кукла живая, – прошептал Джозеф.

– Я знала это, – сказала Рена. И восторженно воскликнула: – Я же это знала!

Десять минут спустя Кукольник все еще рассыпался в извинениях. В словах его явственно слышались нотки гнева, хотя они относились не к Трэмелам. Не Джозеф и Рена были хранителями его тайны – вина целиком и полностью лежала на Каролине.

У Джозефа на лице все еще было ошеломленное выражение, хотя он уже достаточно пришел в себя, чтобы сесть. Кукольник налил ему чаю, и Джозеф взял чашку, но так и не сделал ни одного глотка.

Трэмелы были добрее к Кукольнику, чем булочник и остальные его посетители, и последнее, чего хотелось Каролине, – это испортить день, который они так хорошо проводили вместе. Но, кажется, именно это и случилось. Она почувствовала, будто в ее груди вместо стеклянного сердца оказался тяжелый камень.

– Мы не хотели напугать вас, – сказал Кукольник Джозефу. – Я представляю, как все это вас… встревожило.

– Пожалуйста, не сердитесь, – сказала Каролина. – Вы первый человек после Кукольника, с которым я заговорила. Я не хотела вас напугать.

– Когда же вы заговорили с господином Бжежиком? – спросил Джозеф.

Он вертел в руках чашку – видимо, чтобы не барабанить пальцами по ручке кресла или по столу. Он был явно шокирован разоблачением Каролины, но трусом не был и не убегал от того, чего не мог объяснить.

– Неделю назад или около того, – сказал Кукольник.

– Двадцать семь дней назад, – живо вставила Каролина. – Не могу поверить, что ты забыл этот день! Это же так важно! – И она щелкнула по пуговице его жилета.

– Каролина все это время была живой и ты никому об этом не сказал? Даже детям, которые приходят в твой магазин? – воскликнула Рена. – Но почему?

– Мне казалось неразумным говорить об этом, – ответил Кукольник. – Люди обычно… странно реагируют на необычное.

Руки Джозефа перестали вертеть чашку. Что-то в словах Кукольника, по-видимому, тронуло его.

– Дедушка рассказывал мне об одном пражском раввине, который оживил глиняную статую, чтобы защитить себя и соседей, – сказал он. – И с вами было так? Вы оживили Каролину, чтобы она вам чем-то помогла?

Кукольник беспомощно пожал плечами.

– Каролина иногда шьет для меня, но я ее сделал для продажи, как и все остальные игрушки в магазине, – сказал он. – Я даже не знал, что она живая, пока однажды ночью не увидел, как она разгуливает по магазину, – вот тогда-то она и начала со мной щебетать.

– Я не щебетала, – возразила Каролина, погрозив ему пальцем. В обществе стольких людей, знающих, кто она на самом деле, она чувствовала себя гораздо смелее. – Щебечут птицы и обезьянки. А ты не сделал мне ни крыльев, ни меха, так что я – ни то ни другое.

Рена хихикнула, и даже Джозеф отреагировал на негодование Каролины коротким смешком.

Собственно, она вовсе не собиралась их развлекать, но, по крайней мере, Джозеф перестал выглядеть таким встревоженным.

– История вашего дедушки очень интересная, – продолжал Кукольник. – Лично мне Каролина всегда казалась немного волшебным созданием, о котором мог бы написать Гофман. А вам не кажется, что она – ну прямо как из сказки о Щелкунчике?

– Или Лесьмяна. В его историях о приключениях Синдбада можно найти какое угодно волшебство. Но только я, в отличие от Синдбада, никогда не была у океана и не сражалась с морскими чудовищами, – сказала Каролина, вспомнив одну из книг, которые показывал ей Кукольник.

Джозеф ненадолго замечтался, вспоминая, и сказал:

– Да, я помню эти истории. В детстве я их очень любил. Господин Бжежик, мне не хочется постоянно к этому возвращаться, но вы действительно не знаете, как сотворили это чудо?

– К сожалению, нет, – сказал Кукольник. – Но, кажется, у меня неплохо получилось. Каролине был нужен дом, а я так рад иметь друга.

Он наклонился над чашкой и сделал глоток. Одиночество, словно шрам, исказило его черты, но он не хотел, чтобы Джозеф это видел.

Кукольник не любил, когда его жалели. Это была их общая с Каролиной черта.