Поль Констан - Несчастье на поводке

Не смотря на то, что Кэти больше не хотела ребенка, она вовсе не игнорировала его существование. Она объявила мужу, что собирается сделать аборт — бросила ему вызов, тогда еще не знала, что не получится. Он умолял сохранить беременность. Она ответила (он обо всем рассказал Малу, которая об этом доложила на суде в подтверждение того, каким чудовищем была эта женщина), что все равно избавится от ребенка, и что пришлет ему тело мертвого сына в его любимой спортивной сумке, и ей это будет в радость. Такое нарочно не придумаешь, и Малу хорошо помнила, как бедный Тони не мог найти себе места от ужаса после такой угрозы, осознав, какой непостижимо жестокой была его жена.

По словам матери, которая этим еще и кичилась перед лицом судьи, как ей казалось вполне обоснованно, Кэти образумилась только благодаря ей после того, как она убедила дочь, что дети всегда важнее для матерей, чем для отцов, и что ребенка она сама хотела, и что не стоило калечить себе жизнь, избавляясь от него. Она ей пообещала, что через несколько лет ребенок будет для нее большим счастьем. Беременность продолжилась ровно до половины срока. Она сохранила ребенка, но не до конца. Врач сказал ей, что в таком случае, разумеется, будет лучше спровоцировать роды преждевременно. Она угрожала зародышу преждевременными родами, и рассказывала об этом каждому встречному — поперечному, о чем многие и заявили на суде. В полгода они уже вполне жизнеспособны, а инкубатор доведет дело до конца. Отвратительная женщина, бесчеловечная мать.

Хоть Кэти и опровергала все сплетни, которые обернулись позже показаниями в суде, преждевременные роды действительно оказались не в ее пользу, потому что имели место не по медицинским показаниям, а из-за несчастного случая. Как-то в супермаркете в отделе замороженных продуктов она наткнулась на Малу, разодетую в серых слоников на желтом фоне, которых отечественный легпром предложил молодым мамочкам в этом сезоне. В тележку она сгрузила детский стульчик, упаковку подгузников, термос с соской, а на груди в сумке-кенгуру держала Анжело, чьи пухлые ножки свисали в подобранных по цвету ползунках.

Одно дело знать, что ребенок существует, и совсем другое — увидеть его и понять, что Малу прижимает к сердцу плод своей предательской любви с Тони. Она застыла в проходе между стеллажами, растерянная, глаза округлились от изумления, уставившись в россыпь серых слоников на желтой ткани. Она больше ни о чем не могла думать, только о серых слониках. И вдруг возникло острое желание никогда этого больше не видеть, развернуться и выбежать отсюда, сесть в машину, захлопнуть дверь, дать задний ход и умчаться на край того света, горизонт которого ожидал ее в тупике за углом.

Живот сжался, она надолго запомнит то ощущение, когда живот вдруг сдулся прямо в руках, которыми она пытается его защитить — большая дыня, маленький арбуз. Живот окаменел от боли, ребенок задыхается внутри. Процесс сжатия только начался, его нельзя остановить. Кэти родила ребенка восьмимесячным, и то с натяжкой, в полном одиночестве, потому что мать пришла, естественно, только после родов, Тони нельзя было дозвониться, и он вовсе не явился — ребенок должен был родиться намного позже.

Посетитель у нее был только один — Лили — ее подруга детства, тоже временная практикантка, она задержалась в юридическом отделе службы водоснабжения на несколько недель, а потом бесследно исчезла на лоне природы. Поселилась она за холмом, унаследовав автосвалку отца. Кэти никогда не интересовало, что стало с Лили, а та, кажется, напротив, все это время следила за судьбой Кэти. Она была в курсе про Тони и Кэти и пришла на помощь разочаровавшейся в жизни, одинокой женщине, которая переживала за ребенка, лежащего где-то в инкубаторе.

Лили принесла подруге радостную весть: ребенок был хорошенький и уже был похож на своего брата Оливье. Будучи чужой в этой истории, она стала связующим звеном между грудничком и его матерью, определив ему место в семье. Упомянув очаровательного пятнадцатилетнего юношу Оливье, она открыла для хилого недоношенного малыша дорогу в будущее.

— Как назвали?

— Камиль-Анжело. Красиво, правда? — спросила у нее мать Кэти, чтобы заручиться ее поддержкой.

Воспоминания Кэти о подруге начинаются с первого дня, как они пришли в школу. Лили была широколицей, бледной с черными распущенными волосами и челкой — полная луна или персонаж из «Веселой азбуки». В отличие от своих собратьев по картинкам, Лили сбежала со страниц книжки, перешла школьный двор и заняла место в классе прямо напротив учительницы, как примерная девочка, которая всегда поможет. Она состояла из пары кружков и нескольких палочек, почти как примитивный человечек из книжки — это вселяло доверие.