Ничто не казалось ему таким противоречивым, как эти телесеансы. Однако из того, что говорил диктор, сопровождая божественно красивые кадры, он понимал, что именно люди, которые он видел до этого виновны в исчезновении животных, которых он видел сейчас. Эти фильмы были сделаны не только для того, чтобы рассказать о неизвестных видах фауны, нравах ее представителей, но и для того, чтобы предупредить мир об их неминуемом исчезновении. Каждые две минуты на земле исчезает один вид животных. За носорогами яростно охотятся из-за рога, за слонами — из-за бивней. Вид искалеченного мастодонта, лежащего на боку упругими лапами кверху и раздутым от газов брюхом, невыносим.
Валяясь на койке с полузакрытыми глазами, полный восхищения и жалости, ему казалось, что животные начинают выходить из экрана. Как будто он их притягивает, чтобы укрыть в уголках своей памяти каждую деталь их исчезающей жизни. Если уж он и потолстел в тюрьме, так это не только потому, что слишком много ел все время и не делал зарядку, но еще и потому, что превратился в Ноев ковчег для исчезающих видов животных, которые будут храниться в его теле до того дня, когда он сможет их вернуть миру, до дня избавления от людей, сможет вернуть чистой, как раннее утро в Танзании, природе.
Именно там он стал понемногу представлять свое будущее. Он рассказывал медбрату, что когда освободится, поедет налаживать жизнь в Африку.
— Как только я выйду отсюда, сразу же пойду на вокзал, сяду на поезд до Марселя, а там — на корабль до Алжира. В Алжире найду караван, чтобы перейти через пустыню. А вот когда выйду из пустыни, там и подумаю.
— Тебе хватит столько снотворного? — спросил медбрат.
Утро в день освобождения опять напомнило ему телефильм. Но скорее про полицейских. Он видел парижскую тюрьму снаружи только по телевизору, потому что сам сидел внутри. Оказавшись перед огромной синей дверью, которая открылась перед ним только наполовину, он будто прыгнул на согнутых ногах прямо в фильм о тоске и одиночестве — лента о никому ненужном человеке, настолько страшная, что если бы дверь за ни мне захлопнулась сама, он бы вернулся назад. Как и многие актеры в этой роли, он постепенно удалялся от здания медленным и неуверенным шагом. Но вместо того, чтобы пойти на вокзал, как он себе сам обещал, он направился в приют. Он хорошо помнил, как тяжело далась ему эта прогулка по городу. Пришлось разматывать огромный клубок из автобусов, метро, тротуаров, четных и нечетных номеров улиц. Приют, который он нашел, оказался для собак, а не для него, для людей.
Собаку он выбрал сразу же. Он хотел маленькую, а ему предлагали больших. Среди больших была одна в плохом состоянии, лежала скрутившись в комок в углу с закрытыми глазами. «Вот эта», — сказал он. Его предупредили, что он выбрал самую непростую — над ней, явно, раньше издевались и постоянно терроризировали. Как со мной, — подумал он. Оплатив взнос из своих тюремных сбережений, они двинулись в путь. Пес был чересчур большим, рыжим, скроенным из отдельных частей других собак, пес — Франкенштейн. В такси их не взяли. Они прибыли на Лионский вокзал только к вечеру, и все это время пес никак не мог помочиться.
Адвокат Джеффа читал отчет психиатрической экспертизы, который ему передала судья. Читал вполголоса, выделяя лишь те абзацы, которые его интересовали.
… Плохой старт в жизни. Из неблагополучной семьи. Не идентифицирует себя среди 14 родных братьев. Представляется седьмым либо одиннадцатым, в зависимости от собеседника. В этот период начинает развиваться псевдология. Оба родителя были лишены родительских прав. Но Джефф не злопамятен по отношению к отцу, мать он идеализирует, однако она неоднократно уходила из семьи ради мимолетных любовников, а потом приводила в дом плоды своих любовных историй — еще одного брата или сестру. Отсюда сильнейшая эмоциональная дезорганизация Джеффа. Долгое время существовал в ситуации насилия и жестокого обращения, этот опыт сопряжен с постоянным страхом перед отцом, и любовью к идеальной матери, которую он почти не знал. В его воспоминаниях она — великолепная мать, жертва издевательств супруга. Что противоречит отчетам социальных служб…
Патологический лжец, мифоман, он замещает реальные издевательства вымышленными. Он часто жалуется на разбитые отцовским ломом коленные чашечки, он не может встать на коленки, хотя рентген, который ему сделали, не выявил никаких повреждений. Зато умалчивает о барабанных перепонках, лопнувших от сильных пощечин (отчет социальных служб). Таким образом, его реальный эмоциональный опыт намного страшнее вымышленного. Но благодаря такой патологической лжи ему удается пережить описанное, он отметает реальные издевательства, переводя их в контролируемую им область воображаемого, армия, полиция, спецслужбы. Издевательства отца он переводит в военные ранения, которыми он кичится. Разорванные барабанные перепонки — это последствия теракта в Бейруте, бомба упала на кафе, где он сидел…
Читать дальше