Олег Красин - кукла в волнах

— Разве ты не знаешь, что подводишь своим поведением всех, и в первую очередь Женю?

— А Евгений Николаевич здесь причем?

— Ты что? Он же отвечал за тебя, он был твоим командиром и допустил такое.

— А он и не смог бы ничего углядеть. Если пить все дни напролет, то глаза обычно остаются закрытыми.

Тамар вспыхнула.

— Тебя не переспоришь. Я тебе слова, а ты мне два! Все вы замполиты болтуны и демагоги!

— Конечно, в споре я всегда привык быть сверху, — отвечал я подчеркнуто спокойно, не замечая её раздраженного взгляда, потом добавил, — и в споре и в других делах.

Тамара намек поняла, недовольно закусила губу и удалилась.

— О чем это она? — не понял Михаил.

— Да так, видимо, вспомнила что-то старое. У нас с ней было несколько стычек, когда она лезла в дела роты.

Муж Аллы ходил по гарнизону мрачный. Он старался избегать встреч со мной, а если и видел, то всегда находил повод свернуть куда-нибудь в сторону. Даже в солдатской столовой, куда мы вместе вынуждены были ходить по долгу службы, он оказывался в дальнем углу при моем появлении. Я тоже не горел желанием объясняться с ним.

Вскоре до Волчатникова дошли слухи.

— Слушай, Витя, — сказал он, — ну я понимаю, если бы ты гулял с Илонкой. Но…она ведь намного тебя старше, она почти моя ровесница. Не пойму, чем она тебя взяла?

— Моё израненное сердце, пробито стрелами любви! — попробовал отшутиться я — Сергей Николаевич, у меня такое же чувство к Алле, как у вас к Илоне. Вы же сами говорили, что любовь может настигнуть внезапно независимо от возраста и положения. Банально повторять Пушкина, но: «Любви все возрасты покорны». Помните?

— Пушкина-то я помню, — покачал головой Волчатников, — но всё-таки как-то сомневаюсь.

— Вы думаете, она привлекла меня как женщина? — для этого дела я могу найти девчонку и моложе. Мне труда не составит.

Волчатников пытливо смотрел на меня и ничего не говорил. Я продолжил:

— Мне просто хорошо с ней. Не знаю, как объяснить, не хватает слов. Это когда рядом чувствуешь что-то своё, родное, а не постороннее. Какое-то умиротворенное состояние души, абсолютный покой.

— «Море спокойствия» как на Луне? — с иронией спросил комэска.

— Смейтесь, смейтесь! Да вы про Илону говорили то же самое, а теперь, выходит, забыли?

Опустив вниз коротко стриженную седеющую голову, Волчатников сказал:

— Пожалуй, ты прав! Я говорю так, потому что безумно завидую — тебе ведь отвечают взаимностью. Вы, словно два огонька в потемках шли навстречу, пока не нашли друг друга. Вам, конечно, повезло! И знаешь, что я тебе скажу, плюнь на них на всех, на этих моралистов, которые с высоких трибун говорят слова осуждения, а сами при каждом удобном случае изменяют с солдатками. А эти, дамы из женсовета? — Волчатников желчно усмехнулся, — из них каждая вторая готова завалиться на койку с любовником, только намекни. Плюнь на них! Морально то, что делает тебя счастливым, потому что счастье не может быть во вред другим.

Я был полностью согласен с Волчатниковым. Мне внезапно захотелось, чтобы и ему было также хорошо как мне. Но как это сделать, чем помочь? Я не знал.

С началом зимы для меня началась черная полоса, если предположить, что до этого была белая. Прежде всего, стало известно, что прапорщика Никитенко переводили по замене служить в Чехословакию на пять лет. Мы встретились с Аллой и долго молчали. Из глаз её текли слезы, которые она стирала тыльной стороной ладони.

— Я поеду с ним, — наконец произнесла она едва слышным голосом, — Витя, я не могу его бросить. У нас семья, сын, мы много прожили вместе. А у нас с тобой все непрочно. Любовь…она ведь может и уйти. Я останусь одна, старая, никому не нужная.

— Погоди, — прервал я её, — ты не о том говоришь. Ты сначала скажи, любишь ли ты меня или нет?

— Конечно, люблю! — просто ответила она.

— И я тебя тоже люблю! — сказал я, почувствовав, как у меня сжалось сердце от переполнявших чувств.

— Да, я знаю, — печально вздохнула Алла, — но этого для жизни мало.

Мы обнялись и замолчали, глядя в окно. На улице шел небольшой легкий снег. В автопарке в это время появилась Света Арутюнян, она сняла форменную шапку с головы и, подставив кудрявую голову под падающий снежок, восторженно закричала:

— Снег идет, снег идет!

Она даже закружилась, словно танцевала странный танец, который подсмотрела у вихрящегося от ветра снега. Проходящие мимо молодые техники засмеялись и стали бросать в неё снежками.