Олег Красин - кукла в волнах

В темноте мелькнула белая рука Волчатникова и легла на то место, где простыня скрывала промежность Тамары.

— Почему бы и нет? У женщины есть только одно оружие и надо уметь им правильно распорядиться.

— А как же любовь?

— Любовь-морковь… — Тамара хмыкнула в темноте, — чепуха всё это, сплошные сопли. Есть только момент — пользуйся им! Всё остальное красивая сказочка для детей. Ты же не ребенок, Сергей, чтобы верить в эту туфту, давай лучше повторим.

— Нет, я уже как выжатый лимон. Мне нужна, как говаривал Ильич, «мирная передышка». Я тебе сейчас замполита разбужу, а то он сачканул.

Волчатников протянул руку и коснулся моего плеча:

— Витя…Витек…

Я сделал вид, что просыпаюсь.

— Ползи сюда! — позвал Волчатников.

Я перелез через кровать и подошёл к ним. Сергей Николаевич тут же поднялся и пошел к Вале, а я нерешительно замер, переминаясь с ноги на ногу, пока не почувствовал, как рука Тамары тянет меня вниз.

Мне не хотелось делать это с женой командира. Я чувствовал себя неловко, неприятно, словно нарушал какие-то торжественно взятые на себя обязательства, например присягу Родине. Но Тамара, в отличие от Валентины, быстро возбудила меня, и я не успел опомниться, как закрутилась та самая карусель, о которой говорил камэска.

В звук ритмичного скрипа кровати естественным образом, точно кто-то заранее расписал партии голосов в опере или мюзикле, вплетались вздохи и всхлипы Тамары. Так и звучало: скрип-вскрик, скрип-вскрик. Суррогатная песнь любви тревожила устоявшуюся тишину квартиры, был здесь чужеродной, лишней.

Я внезапно почувствовал не прилив сил, вызываемый обострением чувственных ощущений, не эйфорию мозга, который плавится от удовольствия, нет, я почувствовал в этой чуткой тишине отчаяние одиночества. Словно нахожусь в ледяной пустыне один, и помочь мне некому.

Это ощущение настолько меня поразило, что сердце, казалось, на миг остановилось, а потом пошло вновь, робкими толчками напоминая о себе.

Утром мы сидели с Волчатниковым, и пили крепкий чай. О прошедшей ночи не вспоминали. Да и о чём вспоминать? Сергей Николаевич только сказал:

— Иметь дело с подобными женщинами можно лишь для разрядки, для снятия напряжения, но и с ними не всегда получишь удовлетворение.

— Это подтверждает вашу теорию физического выражения любви?

— Ничуть, — Волчатников пожал плечами, — любовь — это потребность. И мы с тобой об этом говорили, а половой акт между случайными людьми — это, своего рода, обмен приятными ощущениями и ничего более.

Я взглянул на часы. Пора идти в столовую на контроль завтрака солдат своей роты. Сегодня воскресение, день, когда обычно замполиты всей армии Советского Союза становятся ответственными. Это означало, что с подъема до отбоя надо будет находиться с личным составом в казарме или автопарке.

Попрощавшись с Волчатниковым, который в понедельник должен был вернуться на лагерный аэродром, чтобы закончить там летный сезон, я отправился в столовую. Меня гложили мысли, что еще один воскресный день канет в лету в пустом ничегонеделаньи, просто будет убит, расстрелян, как другие подобные дни.

Армия, словно огромная топка, безвозвратно сжигала дни, отпущенные нам природой, не разбираясь в их ценности и назначении. Взамен мы получали звездочки на погоны, новые должности, мелкие отличия, что являлось, в сущности, пустяком, по сравнению с той огромной, неповторимой, многообразной жизнью, в которой мы не участвовали и, которая протекала мимо нас.

Прошло еще несколько ничем не примечательных недель, прежде чем закрыли лагерный аэродром, и эскадрильи полка возвратились назад, в Азовск. Осень на юге это самое благодатное время, когда спадает жара, мучавшая все лето, но ещё не холодно. Иногда в воздухе летает паутина, напоминая о затянувшемся бабьем лете, пахнет абрикосами и созревшими яблоками.

В первых числах октября пришло известие, что наш гарнизон собирается посетить главком ВВС главный маршал авиации Кутахов. К его приезду, как всегда бывает, когда ждут высокопоставленных начальников, выкрасили всё что можно, подмели и почистили все дорожки. Впрочем, сам визит прошел для нас незаметно. Главком ни с кем не встречался, походил по аэродрому, заехал в здание штаба полка, пробыв там совсем недолго, и улетел в Москву.

Его поездка запомнилась мне другим.

На следующее утро, когда мы вместе с Косых поехали на сдачу аэродрома, что иногда бывало, нам открылась удивительная картина. Всё летное поле было усеяно скорлупою от грецких орехов.