Джеймс Мик - Декрет о народной любви

Анна протиснулась, сдавленная мужскими плечами, в запахе сырости и табака, прилипшего к чужой одежде, согнулась над видоискателем камеры и увидела в окошечке света посреди темного фона, как выпрямился агитатор, приосанившись и оглядывая собрание, кивая и руками оглаживая воздух.

Девушка опустила аппарат ниже, и вот уже в углу будущего снимка остается лишь туфля да брючина руководителя кружка, а в кадре — лица трех рабочих.

Тут один из них крикнул, под козырьком кепки полыхнули огнем глаза на бородатом лице, и хотя желатин и окись серебра на дагеротипных пластинках не сохранили выкрикнутого слова «Верно!», но ярость осталась на века; второй рабочий неотрывно смотрел на оратора с выражением тихого изумления, точно апостол, пришедший в город из лесной чащи и обретший откровение: отныне простым смертным дозволено стать свидетелями всех известных грезившихся или описанных чудес, и даже более того; третий же человек, покуда не готовый ни к тому, чтобы уверовать, ни к тому, чтобы повести сомневающихся за собой, скосил взгляд, выискивая в волшебстве слабину, которую можно пробить зубоскальством.

Анна зажгла вспышку, вытащила отснятую пластинку и вставила новую.

Агитатор продолжал, он говорил громче, увереннее, являя изумленным рабочим новые чудеса. Показал поразительную осведомленность в финансовых обстоятельствах заводчика, пояснил, сколько стоит производство красок, почем продается продукция и каким образом разница попадает в карман фабриканта. Разъяснил: разница между ценой и стоимостью принадлежит рабочим, ведь именно они, а не владелец фабрики производят краску. Разве обладает капиталист навыками, достаточными, чтобы вырабатывать продукт? Приходилось ли богатею хоть раз замарать руки в щелочи или кармине? Нет! Лишь кровью, кровью рабочих испачканы руки заводчика! Владелец фабрики — паразит, он не производит необходимых, полезных или красивых вещей, он из тех людей, что вошел в силу и расхищает плоды рабочего труда, да и силу заимел не человеколюбием, не врожденным добросердечием, но единственно воспользовавшись правом заседать в обществе шайки негодяев, заправляющих банками, в обществе держателей капитала, от которого урвал лакомый кус!

Кто-то крикнул: банками-де управляют жиды. Другие крикуна поддержали. Оратор заглядывал в глаза каждому из подавших голос, внушая речью: он на их стороне, и в то же время придавал убеждениям их неведанное прежде благородство. Евреи, русские, татары, немцы, поляки — важно не то, чья кровь в жилах, а кто ты: кровосос или тот, чьею кровью питаются?

— Вот-вот, жидовские штучки, — подал голос некто инакомыслящий. — Убивают честных христиан да пьют их кровушку-то! Тайно!

Пожилой рабочий велел крикуну заткнуться и не валять дурака.

— Это сказки, которые рассказывают вам эксплуататоры и буржуазная пресса, чтобы отвести глаза от настоящей тайны — величайшей и наиужаснейшей! — провозгласил оратор. Чуть понизил голос, и толпа затаила дыхание, даже кашель стих, рабочие, шаркая подошвами, сгрудились к середине. Вдалеке лязгнул металл: казаки ладили сбрую. — Тайна же состоит в том, что вас много, а капиталистов мало! Вы сильнее эксплуататоров! Стоит восстать рабочим одного завода, как поступили вы, — и враг трепещет, но не сдается. Но что, если объявят стачку все фабрики, и не только рабочие, но и крестьяне вместе с солдатами? Не в одной лишь России, но и в Германии, Франции, Англии и Америке? Вот тайна, что скрывают от вас: вы не одиноки! Вот говорят: народ… Народ — это вы, народ в вас пребывает, а вы — в народе, народ — страшная сила, сильнее всякой армии, ибо без народа армии не бывать, и сильнее денег, ибо без народа на деньги ничего не купишь, и сильнее любви, ибо нет истинной любви без любви народной! Народ — это вы! Народ всемогущ! Значит, и вы всемогущи! Взгляните! Взгляните же, братья!

Агитатор указал на заводские ворота. Их распахнули солдаты, выпуская экипаж, заводчика. Несмотря на холод, верх черного авто был открыт, и толпа увидела восседающего прямо посередине на заднем сиденье фабриканта, укутанного в беличьи меха и собственные телеса, с английским котелком на голове, точно прославленный сыщик Шерлок Холмс. Сиденье было приподнято высоко, и когда авто проехало по куче сваленных отходов, седок походил на царька, взгромоздившегося на валяльный станок.

Эффект, произведенный речью социалиста, оказался столь силен, что казалось: студент силой тайного заклятия вызвал капиталиста из укрытия за стенами завода, воззвав к одному лишь агитатору — постижимым народным силам. Некоторые рабочие отступили от деревянного ящика, ожидая, что двое, фабрикант и студент, сойдутся в поединке, сверхъестественную сущность которого зевакам не дано было предвосхитить. Многие подбежали к экипажу, свернувшему на дорогу в город, однако двигавшемуся чересчур неспешно, а оттого авто неминуемо грозило оказаться перевернутым.