Джозеф Ганьеми - Инамората

«Как бы счастлив был я, представься мне подобная возможность! Уильям Джеймс».

Отличный выпад, подумал я. Старушке не откажешь в воображении. Завершив свое представление, «преподобная» Бетти Белл почувствовала резкий упадок сил и позволила Ричардсону и Флинну отнести себя на диван.

Но едва дама ощутила на голове холодный компресс, как тут же ожила и поинтересовалась, когда можно ожидать появления в газетах известия о ее победе и, что еще важнее, будет ли полагающееся ей вознаграждение выплачено наличными или чеком. К счастью, компресс мешал ей увидеть, как присутствовавшие в комнате мужчины обменялись удивленными взглядами и как Маклафлин мрачно покосился на меня, давая знать, что пора положить конец этой комедии.

— Прошу меня простить, — начал я осторожно, — но я бы хотел вам кое-что показать.

Бетти Белл Хакер приподнялась и села на диване, компресс соскользнул с ее глаз и с мокрым шлепком упал на колени. Я показал ей чистую колоду и три ее карты с надписями. Я видел, как она пытается сообразить, что все это значит: три карты с надписями были больше, чем остальная колода.

— Я не понимаю?..

Я объяснил ей. Этим утром я попросил торговца канцелярскими принадлежностями обрезать карты — совсем чуть-чуть — уловка, которую почти невозможно заметить. Разница столь ничтожно мала, что обнаружить ее можно лишь после тщательного сравнения. Вот она ничего и не заметила, тем более что поначалу ее внимание было отвлечено осмотром медсестры, а затем поисками крапленых карт, поэтому она не обратила внимания на такую простую ловушку. А теперь уже поздно: железные челюсти сомкнулись — она попалась.

То, что произошло затем, застало меня врасплох. Весь день, пока я с азартом готовил мой капкан, мне некогда было подумать, как я буду себя чувствовать, когда он захлопнется. Если такая мысль и мелькала у меня в голове, то я лишь представлял себе, как бросятся хвалить меня члены комитета: примутся хлопать меня по плечу и пригласят выпить с ними в знак того, что отныне я принят в их ряды, как коллега и ровня. И вот, когда долгожданный момент настал и челюсти капкана сомкнулись, поймав жертву, я вдруг почувствовал, что не испытываю никакой радости, а тем более восторга. Вкус победы оказался на самом деле горьким: к нему примешивалась неожиданная жалость к маленькой обманщице, которую я поймал с поличным.

«Преподобная» Бетти Белл Хакер смотрела на меня слезящимися глазами убитой горем старухи, и я почувствовал острый укол в самое сердце. Я попытался вырвать этот мучительный осколок раскаяния, подобно тому, как извлекают рыболовный крючок, но ничего не вышло.

Затем она наклонилась и прошептала мне в самое ухо:

— Ублюдок. Педик паршивый.

Со временем я стал вспоминать эту историю как личное достижение, которое мне еще не скоро удастся превзойти. Если, учитывая простоту примененного мной способа «контроля» испытуемой, эта гордость покажется вам странной, то могу лишь сказать, что именно простота часто является залогом успеха эксперимента, именно она позволяет преодолеть опасные воды, кишащие всезнайками-рецензентами, и благополучно достичь порта, или, в данном случае, публикации. На отбор статей в «Сайентифик американ» не влияли пристрастия, присущие академическим изданиям, и все же я вновь пережил ощущение личной победы, когда отчет Фокса о деле Хакер, преодолев все внутренние редакторские препоны, появился наконец в осеннем номере 1923 года под заглавием «Поражение еще одного медиума».

И снова мое имя никак не упоминалось. Но на этот раз это уже не воспринималось мной столь болезненно. Я-то знал, что именно мои усилия привели к успеху, и мне было довольно, что Маклафлин знает это.

Как я и предполагал, этот успех стал вершиной моих достижений. Вслед за «преподобной» Хакер в последующие недели экспертизе подверглись еще два медиума, но это были птицы невысокого полета, разоблачить которых не составило труда. Один был фотографом из Род-Айленда. Он попытался выдать снимки, сделанные с двойной экспозицией, за фотографии духов. Когда же члены экспертного комитета предложили ему сделать аналогичные снимки, используя проверенные ими пластины, таинственные изображения загадочным образом перестали появляться. Второй медиум оказался пациентом психиатрической клиники и, как выяснилось, был знаменит своими побегами, о чем эксперты узнали после звонка из Денверского дома для умалишенных. В обоих случаях я был лишь зрителем, так что не стану их описывать.