Таня Валько: Арабская принцесса

– Что?!

Мать и сестра на пару таращат глаза.

– Направили меня кесарить, но дали двойную дозу провокации. Это был последний шанс.

– Зеленые воды?! – верещит Дорота буквально как сумасшедшая. – Дарья, прогугли это быстро, я тебя прошу! Черт возьми, ведь ребенок должен плакать и есть, есть и писать, плакать и делать кучки, и еще раз есть, и так по кругу. А она чрезвычайно спокойна!

Хамид подхватывается. Лукаш топчется на месте, не понимая, что предпринять. А сумасшедшая бабка начинает разворачивать пеленки новорожденной. Только и ждущая сигнала медсестра подскакивает и двумя ловкими движениями убирает новорожденную. Разбуженная Надя начинает попискивать, с каждым разом все громче и громче, пока не заходится в судорожных всхлипываниях. У всех через минуту в ушах лопаются барабанные перепонки.

– Зеленые околоплодные воды могут говорить о кислородном голодании ребенка или о том, что он сделал первую кучку, так называемую смолку, – перекрикивает Дарья, читая информацию из Интернета.

– Так, собственно, мне и говорили. Попросту обделалась от усилий и от страха. К сожалению, мне в какой-то кретинской панике не дали права голоса.

Марыся почти плачет. Она ведь сама очень обеспокоена цветом вод и здоровьем ребенка.

– В конце концов, кто бы меня слушал! – наконец вскрикивает она жалобно.

– Ты уже кормила маленькую?

Дорота ни на что не обращает внимания. От возбуждения ее зрачки расширились настолько, что почти закрывают голубую радужку.

– Мама, ты что-то принимала? – Марыся внимательно к ней присматривается.

Медсестра берет новорожденную. Одной рукой – под голову, другой – под попу и подносит крошку к полусидящей Марысе. Молодая мама не знает, как должна принять дитя. Но в конечном итоге Надя оказывается у нее на руке, и головка ее опасно запрокидывается.

– Оставьте в покое мою несчастную внучку! – подскакивает Дорота, как тигрица, бедром отстраняет филиппинку и быстро хватает малютку. – Вы что, хотите ей шею скрутить?!

Она выкрикивает дрожащим голосом и выглядит так, будто сейчас выскочит из кожи. Быстро берет цветную квадратную тетровую пеленку, складывает ее пополам, заворачивает новорожденную в тугой сверточек.

– Сейчас можешь ее даже подбросить, – говорит она, тяжело дыша. – Накорми же ее в конце концов!

Хамид с Лукашем понимающе смотрят друг на друга и выходят в красивую гостиную.

– Ну и что? Прилагается такая комната.

Хамид едва улыбается, радуясь, что поляк оказался тактичным и покинул помещение, когда жена обнажила грудь. Лукаш все понимает и вполне в состоянии принять, ведь в конце концов он не отец Марыси, а отчим. Пожалуй, даже в европейских реалиях это было бы неловко. А тут, в Саудовской Аравии, совершенно невозможно, чтобы мужчина не из семьи смотрел на наготу арабки. «Ух, – тяжело вздыхает Хамид, потирая лоб. – Быть отцом, наверное, нелегко. Это какое-то сумасшествие, которое охватило всех. Это невозможно выдержать».

– Дорота в последнее время очень нервная, – словно читая мысли саудовца, Лукаш оправдывает жену и старается все объяснить.

– Она всегда была очень чувствительная и ранимая: женщина пережила ужасные испытания… – грустно говорит он. – Но после возвращения из Ливии, после месяцев арабской революции, в самой гуще борьбы, стало еще хуже. Тяжело на это смотреть. Я иногда не знаю, что делать, – жалуется он.

– Я знаю: она имела несчастье быть в неудачном браке. У нее отобрали детей, за которых позже пришлось бороться. Понимаю также, что поэтому она так ненавидит арабов. Она нарвалась на бракованный экземпляр, – упрощает дело Хамид.

– Но ведь злые люди встречаются везде, во всем мире! Я читал о том, что в Швейцарии один отец два года держал в подвале несовершеннолетнюю дочь и приставал к ней. Множество поляков или русских пьют и бьют свои семьи, не говоря уже о изнасилованиях детей. В Чехии один парень вначале позабавился со своей шестилетней дочкой, а когда дело предали огласке, утопил ее в озере. Чудовищно замучил жену, а потом повесился сам, – рассказывает он прочитанную и потрясшую его историю.

– Таких примеров множество, – соглашается Лукаш. – Когда случается трагедия, у человека есть шанс из этого как-то выбраться. Но Дорота пережила ад многократно, сотни несчастий ее постигли. Это тяжесть, которую невозможно поднять в одиночку! Когда мы встретились в пустыне, она, собственно, бежала из своей ссылки в Сахару, где ее удерживали в бедуинском селении два года и использовали как рабыню. А под конец хотели выдать замуж за умственно отсталого пастуха.