Григорий Канович - Местечковый романс

Ицик Бердичевский, тёртый калач, известный в Йонаве своей мёртвой хваткой, был доволен Хенкой — послушная, сноровистая, повариха что надо. Он уговаривал её остаться, обещал защитить от бесстыжих посетителей своего заведения, повысить жалованье, но никакие посулы и увещевания не подействовали, и она ушла.

Хенка долго искала приличную работу. А где девушка, не закончившая даже начальную школу и умеющая лишь варить и печь, мыть полы и стирать белье, где она могла эту приличную работу найти? К Шлеймке Хенка больше не ездила, у отца денег не просила, писала своему кавалеристу письма на искалеченном идише, состоявшие из одних признаний в любви и жалоб на судьбу-злодейку, и терпеливо ждала, как Машиаха, местечкового почтальона Казимириса. Зная наперёд, что Роха к ней никакой симпатии не питает, даже откровенно недолюбливает, она всё-таки забегала на Рыбацкую улицу, чтобы хоть что-нибудь выведать о Шлеймке. Когда Хенка после свидания со своим кавалеристом вернулась из Алитуса, она, не жалея превосходных степеней, вдохновенно рассказывала, как он выглядит и как ему служится. Роха не без основания подозревала, что Хенка немножко привирает, но не перебивала её. Медовое слово всегда течёт через чуткие уши в благодарное сердце…

— Что он пишет? — спросила моя мама у будущей свекрови.

— Что пишет? — глаза Рохи вдруг увлажнились. — Всё, что его брат Айзик нам с Довидом по листочку читает, то и пишет. А что, скажи, можно писать таким замшелым старикам, как мы? Скучаю, пишет. Чувствую себя хорошо, пишет. Только пища, о Господи, пишет, некошерная — сосиски свиные, мясо свиное, суп из грибов со свиными ножками. Ничего не поделаешь… Куда еврею деться, если и воздух тут везде некошерный?.. А ты что — болтаешься без дела? Сбежала от этого проходимца Бердичевского?

— Сбежала.

— И правильно сделала. Там, где мужики бражничают, честные девицы вряд ли сберегут в целости свой веночек. Ты хоть понимаешь, о чём я с тобой говорю?

Хенка кивнула.

— Понимаю. Потому и сбежала. Теперь ищу другую работу. Ищу, ищу, но не могу найти.

— В няньки пойдёшь? — вдруг, без всяких предисловий, выпалила Роха, ошеломив Хенку. — Работа чистая, не тяжёлая, будешь весь день цацкаться с мальчиком из благородной семьи, сидеть с ним где-нибудь под деревом в тенёчке, птичек слушать или прогуливаться по парку. Мальчик хорошенький, не капризный, и мама у него красивая, грамотная, по-французски говорит так, как мы с тобой на идише, но не очень хочет с карапузом возиться.

— А чей мальчик? — воспряла духом Хенка. Она не ожидала, что Роха-самурай, эта злюка, эта воительница со всеми заранее неугодными ей невестками, проявит о ней такую заботу. Хенка корила себя за то, что не сдержалась и посмела спросить, чей это мальчик. Надо было дождаться, пока Роха сама назовёт имя его родителей.

— Это богатые люди, очень богатые. — Она отдышалась, глубоко вздохнула и продолжала: — Когда-то, в далёкую пору — в это я сама уже почти не верю — я, старая ведьма, выглядела не так, как сейчас, а была, как говорили, зазывная молодица, довольно хороша собой, мужчины на меня заглядывались, и слюнки у них текли… Это теперь я морщинистая старуха с потухшими, как угли в печи, глазами. Только, пожалуйста, не возражай! У меня нет времени слушать твои неискренние утешения. Так вот тогда — порой мне кажется, что всё это происходило не при сапожнике Довиде, а при царе Давиде — за мной ухаживал молодой реб Исайя, родной брат Ешуа Кремницера, деда этого мальчика. Через десять лет после нашего знакомства он неслыханно разбогател на торговле лесом, сплавлял его по Неману и по морю из Литвы в Россию и внезапно умер от какой-то загадочной, нездешней болезни. Теперь лесом торгует его оборотистый племянник Арон, отец ребёнка. Запутала я тебя своими россказнями… Ты хоть что-то поняла из моих слов?

— Так этот мальчик — внук реб Ешуа, владельца москательно-скобяной лавки, что недалеко от синагоги и полицейского участка?

— Да, он самый. От своей покойной жены Голды он, конечно, не раз слышал про наши шуры-муры с его братцем. Так что я вполне могла стать не сапожничихой Рохой Канович, а богачкой Рохой Кремницер. Попробую замолвить за тебя словечко.

— Спасибо.

— Не надо меня благодарить. Я это делаю не столько ради тебя, сколько ради Шлеймке, своего сына, который собирается на тебе жениться. А ты сама, Хенка, как думаешь — женится или не женится? Да или нет? Отвечай прямо, без увёрток.

— Думаю, что женится, — не отводя от Рохи чёрных, сверкающих отвагой глаз, прямодушно ответила та и, вдруг спохватившись, твёрдо добавила: — Если женится, то вы уж не пожалеете…