Марк Леви - Каждый хочет любить…

К концу выходных, несмотря на оставшийся незакрашенным потолок, Матиас и Антуан официально отметили начало совместного проживания. Вся компания была приглашена отпраздновать это событие, а когда Маккензи узнал, что Ивонна по такому поводу согласилась покинуть свой ресторанчик, он тоже решил остаться со всеми.

Первый спор между друзьями разгорелся по поводу обстановки дома. Соседство их мебели в одном помещении производило странное впечатление. По утверждению Матиаса, первый этаж мог соперничать с суровостью монашеской кельи. Напротив, доказывал Антуан, очень даже уютное местечко. Все помогали перетаскивать мебель. Круглый столик на ножке, принадлежащий Матиасу, обрел свое новое место между двумя клубными креслами, принадлежащими Антуану. Пятью голосами против одного (Матиас единственный проголосовал «за», Антуан же элегантно воздержался) ковер – персидский, по заверениям Матиаса, и сомнительного происхождения, по замечанию Ан-туана, – был свернут, перевязан и убран в садовую пристройку.

Во имя обеспечения мира в доме, руководство дальнейшими действиями принял на себя Маккензи, и только Ивонна обладала правом вето на его предписания. Не то чтобы она так решила, просто стоило ей высказать свое мнение, как щеки того начинали подозрительно розоветь, а его словарный запас сводился к «Вы безусловно правы, Ивонна».

К концу вечера первый этаж приобрел новый облик. Оставалось разобраться со вторым. Матиас находил свою комнату куда менее привлекательной, чем комната своего лучшего друга. Антуан не понимал, чем именно, но пообещал заняться этим в самое ближайшее время.

Воскресную эйфорию сменила первая неделя совместной жизни. Началась она, разумеется, с завтрака по-английски, приготовленного Антуаном. До того как все семейство спустилось к столу, он тихонько подсунул записку под чашку Матиаса, вытер руки о фартук и прокричал всем заинтересованным лицам, что яйца сейчас остынут.

– А чего ты так орешь?

Антуан подскочил: он не заметил, как спустился Матиас.

– Никогда не видел, чтобы кто-то так сосредоточился на изготовлении двух тостов.

– В следующий раз поджаришь их себе сам! – ответил Антуан, протягивая ему тарелку.

Матиас встал, чтобы налить себе чашку кофе, и заметил записку Антуана.

– Это что такое? – удивился он.

– Успеешь прочесть, садись и ешь, пока все горячее.

Дети влетели ураганом и положили конец любым разговорам. Эмили по-командирски указала пальчиком на часы: «мы опоздаем в школу».

Матиас, с полным ртом, вскочил, накинул пиджак, схватил дочь за руку и потянул ее к двери. Эмили едва успела поймать на лету зерновой батончик, который Антуан кинул ей из кухни, как уже бежала с ранцем на спине по тротуару Клер-вил-гроув.

Когда они переходили через Олд Бромптон-роуд, Матиас прочитал записку, которую прихватил с собой, и остановился посреди дороги. Он тут же полез за мобильником и набрал домашний номер.

– Это что значит – приходить домой не позже полуночи?

– Что ж, начну сначала, правило номер один: никаких бебиситтеров; правило номер два: никаких женщин в доме, и правило номер три: время прихода можно продлить до половины первого, но это крайний срок.

– Я что, похож на Золушку?

– Ступеньки на лестнице скрипят, и я не хочу, чтобы ты будил всех остальных.

– Я буду снимать башмаки.

– Мне в любом случае хотелось бы, чтобы ты снимал их у входа.

И Антуан отсоединился.

– Чего он хотел? – спросила Эмили, изо всех сил дергая отца за руку.

– Ничего, – пробормотал Матиас. – Ну и как тебе понравилась семейная жизнь? – поинтересовался он у дочери, переходя на другую сторону.

В понедельник Матиас забрал детей из школы. Во вторник наступила очередь Антуана. В среду в обеденное время Матиас закрыл книжный магазин, чтобы в качестве сопровождающего родителя присоединиться к классу Эмили, который отправился на экскурсию в Музей естественной истории. Девочке пришлось призвать на помощь двух подружек, чтобы вытянуть папу из зала, где были выставлены муляжи обитателей юрского периода, выполненные в натуральную величину. Ее отец отказывался двинуться с места, пока механический тираннозавр не выпустит траходона, которого трепал в своей пасти. Хотя классная воспитательница была категорически против, Матиас настаивал, пока не добился своего, чтобы каждый ребенок вместе с ним хоть раз посидел в имитаторе землетрясения. Чуть позже, будучи уверен, что миссис Уоллес воспротивится и тому, чтобы они посмотрели на рождение вселенной, которое показывали в двенадцать пятнадцать в планетарии, он подстроил так, чтобы в двенадцать одиннадцать они оторвались от нее, воспользовавшись тем, что она пошла в туалет. Когда начальник службы безопасности поинтересовался у нее, как она умудрилась потерять двадцать четыре ребенка зараз, миссис Уоллес вдруг сообразила, где они могут находиться. Выйдя из музея, Матиас угостил всех вафлями в качестве извинений. Учительница его дочери согласилась попробовать одну, а Матиас настоял, чтобы она взяла и вторую, на этот раз намазанную толстым слоем каштанового крема.