Альфред Андерш - Занзибар, или Последняя причина

Таблетки, которые он принял, снова погрузили его в сон, и он проснулся, когда было уже светло. Он посмотрел на часы, они показывали шесть. Свет был какой-то мутный и серый, стена бокового нефа церкви Св. Георга за окном казалась грязно-красной, словно фабричная стена. Пастор взял старые костыли, которые приготовил заранее, и с трудом выпрямился, опершись на мягкие опоры под мышками. Затем с трудом он добрался до окна. Выглянув, он обнаружил, что велосипед все еще стоит, прислоненный к стене пасторского дома. Пока он ждал, он почувствовал, что действие таблеток ослабло, и рана разболелась снова; поскольку протез уже не давил на нее, боль была еще более явная и жгучая.

Через какое-то время он увидел, что человек, назвавший себя Грегором, крадется вдоль улицы поближе к стенам домов. Этот молодой человек держится поразительно неприметно, подумал Хеландер; я бы не обратил на него внимания, даже в этом городе, который так мал, что каждый следит за каждым и любой, кто появляется здесь впервые, замечается тысячей глаз. Этот человек не казался здесь чужаком, он просто один из многих, худощавый, неприметный парень в ничем не примечательном костюме с велосипедными зажимами на брюках, помощник посыльного на почте или сын монтера или слесаря, который ранним утром спешит исправить кому-то водопроводный кран; значит, вот так выглядят в наше время посыльные и сыновья, посыльные спасения и сыновья идей: их не отличишь друг от друга. Их нельзя узнать, разве что по их действиям. Они не личности, подумал Хеландер, у них хватает тщеславия делать то, что нужно и правильно, и при этом не привлекать к себе внимания. Они больше ни во что не верят, этот молодой человек больше не верит в свою партию и никогда не будет верить в церковь, но он всегда будет пытаться делать то, что нужно и правильно, и поскольку он ни во что не верит, он будет делать это незаметно, а сделав, тихо исчезать. Но что подталкивает его поступать правильно? — спросил себя пастор и сам же себе ответил: его подталкивает Ничто, сознание, что он живет в Ничто, и дикое сопротивление против этого пустого, холодного Ничто, бешеное стремление хотя бы на мгновение уничтожить сам факт Ничто, подтверждением которого являются эти.

Я же, подумал Хеландер, не смогу исчезнуть тихо и незаметно. Какое-то сумасшедшее своеволие заставляет меня верить в существование Господа, который обитает в Гонолулу или на Орионе, я верю в далекого Бога, но не верю в Ничто, и потому я личность, насмешливо подумал он, я обращаю на себя внимание, и поскольку я обращаю на себя внимание, поскольку я выделяюсь, эти схватят меня. Мы отличаемся друг от друга, человек, назвавшийся Грегором, и я: он приговорен к Ничто, а я — к смерти.

Он увидел, что Грегор взял свой велосипед и покатил его с тротуара перед домом пастора. Потом он заметил, что молодой человек посмотрел вверх, на окна, и придвинулся как можно ближе к окну, чтобы Грегор мог его разглядеть, как он стоит у окна и ждет вести. И весть пришла: Грегор, страхуясь, огляделся, не идет ли кто по маленькой площади, но она была пуста, и пастор увидел, как Грегор радостно ухмыльнулся и сделал правой рукой горизонтальное движение, завершающее и торжествующее, словно штрих, который проводят, прежде чем написать окончательную сумму.

Пастор улыбнулся, высвободил левую руку и поднял ее, чтобы помахать Грегору, но тот уже сел на свой велосипед и поехал, не оглядываясь, и через несколько секунд пастор увидел, как он исчез за боковым нефом церкви Св. Георга. Он уехал и никогда не вернется. Улыбка застыла на лице пастора, он подумал: я остался один. На какое-то мгновение возникла успокоительная мысль, что статуэтка послушника спасена, что с маленьким учеником Господа уже не произойдет ничего плохого, потом на миг возникла мысль о едва замеченной им еврейской девушке, но все это были как бы далекие воспоминания, которые тускнели перед страхом, который внезапно охватил его. Он поймал себя на том, что хотел бы, чтобы Грегор был где-то рядом и хотя бы видел, как эти придут забирать его.

На костылях он добрался до своего письменного стола, открыл правый боковой ящик и вынул револьвер. Он унаследовал его от дядюшки, это был старинный красивый револьвер с тонкой гравировкой на металле и ручкой из слоновой кости. Хеландер поставил его на предохранитель и повернул рассчитанный на шесть пуль барабан, в котором было три пули. Ему всегда нравились легкие щелчки, с которым вращался барабан. Как-то он несколько раз стрелял из револьвера где-то на природе, чтобы узнать, какова отдача при выстреле; она оказалась довольно сильной. Но после нескольких выстрелов он уяснил реакцию своего оружия и почувствовал себя уверенно; пастор был хороший стрелок. Потом он положил оружие в свой письменный стол, не без сожаления: у пастора нет возможности для применения револьвера. Но время от времени он разбирал его и смазывал голубоватым оружейным маслом, а коробку с патронами он сохранил.