Альфред Андерш - Занзибар, или Последняя причина

Он подошел к окну, из которого мог видеть весь город, башни в свете прожекторов, море, напоминающее темную стену без двери. И вдруг ему открылась третья причина. Глядя на Рерик, он думал о Занзибаре, Бог ты мой, он думал о Занзибаре и Бенгалии, о Миссисипи и Южном полюсе. Рерик необходимо было покинуть, во-первых, потому, что тут была страшная скука, во-вторых, потому, что Рерик убил его отца, и в-третьих, потому, что существовал Занзибар, далекий Занзибар, Занзибар в открытом море, Занзибар, или последняя причина.

ГРЕГОР — КНУДСЕН

— Мне еще надо забрать с вокзала мой багаж, — сказал Грегор хозяину, который все еще стоял у его столика, с того момента, как Юдит ушла со штурманом «Кристины».

Хозяин мрачно кивнул и вернулся за стойку Шведы снова уселись за свой стол и молча, с озлобленным видом, продолжали пить.

У этого типа, трактирщика, есть только один шанс, подумал Грегор, его пивная уцелеет лишь в том случае, если они напьются до потери сознания. Они должны быть мертвецки пьяны и совсем не держаться на ногах; если они кончат пить раньше, то разнесут здесь все ко всем чертям.

Он встал и принялся беспокойно нащупывать в карманах свои велосипедные зажимы, но вовремя опомнился и не вынул их. Ну и удивился бы хозяин, если бы обнаружил, что его постоялец путешествует на велосипеде, хотя только что говорил о багаже, оставленном на вокзале. Нельзя заводить привычек, подумал Грегор. Привычки могут выдать. Вынимать из кармана зажимы он привык во время своих инструкторских поездок: когда он брал зажимы в руки, чтобы закрепить брюки над голеностопным суставом, он сразу чувствовал себя увереннее, словно опустил забрало; это был единственный сигнал бедствия, который он как бы посылал вовне; он уже несколько раз признался себе в этом, и теперь решил, что будет пользоваться зажимами только в крайнем случае.

Прежде чем покинуть гостиницу, он расплатился у стойки.

— К вашему возвращению я выставлю чемодан шлюхи из комнаты, — сказал хозяин.

— Она не шлюха, — возразил Грегор. — Она просто городская девушка, которой хочется испытать что-то необыкновенное. Дайте мне другую комнату, — добавил он, — она наверняка придет снова и вам придется ее где-то разместить.

— В моей гостинице ей места нет, — с яростью в голосе произнес хозяин.

Грегор пожал плечами и вышел. Он знал, что лекарство, которое он дал сейчас хозяину, еще какое-то время будет действовать. Необходимо было дать девушке хоть какое-то преимущество во времени, прежде чем владелец гостиницы натравит на нее полицию. Какое-то время он еще подождет, потому что, как заметил Грегор, хозяин зарился на эту девушку, к тому же была ночь, слишком позднее время, чтобы заставить какого-нибудь заспанного портового полицейского действовать. Хозяину придется ждать со своим доносом до утра, если девушка будет отсутствовать всю ночь, а чемодан так и останется в комнате.

Пока пьяные шведы не уберутся отсюда на полусогнутых — а это может случиться и в час ночи, и в два, — хозяин будет при деле. Но после того, как они уйдут, он осознает, что и я не вернулся, подумал Грегор. И тогда им овладеет такое бешенство, что он не сможет дождаться утра и побежит в полицию. А пока… А пока задуманная акция должна достичь кульминационного пункта. Акция «Читающий послушник». Или теперь это акция «Еврейская девушка»? В любом случае это будет моя акция, с вызовом подумал Грегор. Впервые я руковожу акцией, не исходящей от партии. Это дело, принадлежащее только мне. Он чувствовал огромный прилив сил. То восхитительное чувство, которое охватило его, когда он увидел юного монаха, своего товарища, свободного читателя, это чувство уже не покидало его. А тут в игру еще вступила девушка, весьма красивая девушка с длинными черными волосами. Когда расстаешься с партией, снова появляется романтика, подумал Грегор. Холодная как лед акция против этих , и все же романтика.

Холодный романтик, игрок, мастер неожиданных комбинаций, он пройдет со своими фигурами через поле из красных башен и по-ночному темного моря, через поле из черного ветра и золота предательства, по шахматной доске, состоящей из пыльных, как в Тарасовке, и красных, как в Рерике, полей он проведет свои фигуры: товарища Послушника, еврейскую девушку, одноногого пастора и Кнудсена, рыбака с безумной женой.

Кнудсен увидел его выходящим из «Герба Висмара»; он заметил, что молодой инструктор в сером на мгновение остановился и посмотрел на него, Кнудсена. Ну, давай, иди сюда, поторапливайся, подумал Кнудсен, ты же видишь, что я все еще здесь. Он вернулся на «Паулину» только полчаса назад; перед этим он снова побывал дома и подождал, пока Берта заснет. Он сидел на кухне, через какое-то время приоткрыл дверь спальни и проверил, уснула ли Берта; луч света из приоткрытой двери упал на нее, и Кнудсен убедился, что она спит; ее светлые волосы разметались по подушке, несколько прядей упали на ее обнаженное левое плечо и на лицо, с которого наконец исчезла безумная улыбка, сменившись серьезным, замкнутым выражением; ему захотелось изменить, преобразить это выражение — лечь к ней и заняться с ней любовью; они все еще любили друг друга и часто занимались любовью, подолгу и страстно, при этом они порой вели длинные, волнующие разговоры, во время которых он стремился отдалить от нее безумие и сосредоточить ее на страсти. Но он не лег к ней, а вместо этого закрыл дверь, погасил свет на кухне и вышел из дому. Обойдется ли все с Бертой и со мной, думал Кнудсен, направляясь к своей лодке; что будет, когда я вернусь? Только это поручение, потом партии больше не будет. Не будет для меня. Останутся только рыба, лодка и море. Будет ли любовь доставлять мне такое наслаждение? Может, это и есть причина, по которой я жду, по которой я до сих пор не вышел в море, спросил себя Кнудсен, наблюдая затем, как молодой человек, назвавшийся Грегором, направляется к катеру. Может, я хотел немного растянуть прощание с партией, чтобы еще на короткое время сохранить любовь к жизни?