Альфред Андерш - Занзибар, или Последняя причина

Читать, подумал он. И снова читать. Читать так, как этот деревянный парнишка. Его, кстати, уже почти не было видно. Белая церковь казалась снова укрытой серыми тенями. Пора было уходить.

— А ты сам? — спросил Грегор. — Мог бы ты или кто-то из ваших послать туда курьера?

На сегодняшний день уже второй человек требует от меня этого, подумал Кнудсен. Сначала я должен был перевезти святого, а теперь партийного курьера. Он вдруг вспомнил, что его спросил пастор. «Значит, ради партии вы бы поплыли туда, Кнудсен?» — спросил пастор. А он, что он тогда ответил? «Ее больше нет, партии-то. А вы требуете, чтобы я сделал это для церкви?»

— Ничего ты не понимаешь в морском деле, товарищ, — сказал он Грегору. — Наши катера приспособлены только для рыбной ловли у берегов. Мы не можем выходить на них в открытое море.

Почему я это говорю? — спросил он себя. Ведь я мог бы сейчас сделать хоть что-то для партии. Я солгал пастору. Я должен был ему ответить: «Для партии я теперь тоже ничего не делаю».

Грегор несколько минут прислушивался к глубокой тишине церкви. Внезапно он решил все поставить на карту.

— Я понимаю, ты не хочешь, — сказал он. Когда Кнудсен в знак несогласия поднял руки, он не дал ему и рта раскрыть. — Я тебя действительно понимаю, поверь. Но мне необходимо перебраться туда.

Кнудсен сразу же уловил совершенно другую интонацию, с какой это было сказано.

— В качестве курьера? — спросил он.

— Нет, — ответил Грегор.

— Значит, хочешь смыться?

— Можешь назвать это и так, — сказал Грегор. — Так ты называешь то, что делаешь сам?

— Но я не из ЦК.

— Между нами нет никакой разницы, — сказал Грегор. — Между представителем ЦК и рядовым членом партии разница есть. Но между двумя людьми, которые решили увильнуть от заданий, нет никаких различий.

Он чувствовал, как в его собеседнике глухо закипает гнев, но с полным равнодушием переждал вспышку. Так бывает всегда, когда абсолютно хладнокровно говоришь то, что думаешь, если, разумеется, думаешь правильно.

— Мог бы и не выбалтывать всю эту дрянь, — сказал Кнудсен. Вернее, не сказал, а буркнул.

Грегор не отреагировал.

— Ну что? — через какое-то время снова спросил он. — Попробуем прорваться вместе? Ты тоже там останешься! Здесь ты рано или поздно попадешься.

Я думал об этом сотни раз, сказал себе Кнудсен. Но я не могу. Я не могу так поступить с Бертой. Никто не позаботится о Берте, если меня не будет. Я не могу бросить ее на произвол судьбы.

Он покачал головой. Он хотел что-то сказать, но в этот момент раздались два удара колокола, и вместе с ударами, словно фигурка в часовом механизме, из ризницы появился служка. Он остановился у алтаря и крикнул во внезапно наступившую тишину:

— Церковь закрывается! И тут он узнал Кнудсена. — Ну и дела! — воскликнул он. — Неужто это вы, господин Кнудсен? Редкий гость!

— Да вот, друг мой, — ответил Кнудсен. — Прибыл из далека, захотел во что бы то ни стало осмотреть церковь!

Ну и вляпался, подумал он, глядя в насмешливо улыбающееся лицо служки, надо же было такому случиться. Теперь пойдет по всему Рерику. И зачем я только сюда пришел? Чтобы послушать товарища из Центрального комитета, который мне в конце разговора заявляет, что решил смыться. Моя лодка, и почему я не в море? Он вдруг почувствовал, что запах смолы и моторного масла на его лодке — единственно реальные вещи в этом мире призрачных страхов, единственное, за что стоит держаться. Он хотел еще что-то сказать, когда увидел, что в церковь входит пастор Хеландер.

— Можете идти, Паульсен, — сказал он служке. — Дайте мне ключи, я сегодня сам запру церковь. Мне еще надо поговорить с господином Кнудсеном.

ЮНГА

Он снова вернулся в гавань. Не сумею я наняться на корабль в Гамбурге или где-нибудь еще, если у меня не будет письменного разрешения от матери, подумал он. В шестнадцать лет ничего не добьешься без документа, подписанного матерью. И за границу мне не попасть, потому что я не получу паспорта, если мать не согласится. Может, все же удастся попасть за границу и без паспорта? Едва ли, сразу отошлют обратно, а подростка уж тем более. Всюду нужны документы, а их не получишь без согласия взрослых. Здорово взрослые все это устроили, подумал он. Гекльберри Финну вообще не нужно было никаких документов. Но это было тогда, и Америка такая большая, что ему и в голову не приходило отправляться за границу, чтобы повидать мир.

Америка была не такой скучной, как Рерик, — причина номер один для того, чтобы сваливать. Гек Финн убежал ведь не потому, что ему было скучно. Он убежал, потому что за ним гнались. В Рерике облав не устраивают, подумал юнга. В Рерике вообще ничего не происходит. Нужно было попасть куда-то, где хоть что-то происходит. В Америку, например.