Жорж Кулецкий - Голубой Маврикий

Наконец он нащупал коньячную бутылку с замысловатой наклейкой. Увы, она оказалась безнадежно пустой. Игнат плюхнулся неподалеку в мягкое, болотного цвета плюшевое кресло.

И в это мгновенье зазвучал Моцарт. На самом деле это был звонок мобильного телефона, который задергался под неровно застегнутой рубашкой Игната. Выловив телефон, Игнат начал отвечать ссохшимся голосом.

— Любимая… Да, я… Я, Игнат… Ну, голос такой… Вчера, понимаешь, мальчишник случился… Да, с Васькой… Он лежит без ног, я без башки… Приеду… Приеду, говорю… Паровоз уже под парами… Если, конечно, «подлечусь» и не помру. Целую.

Любимая не спешила завершать разговор, но Игнат был явно не в форме.

— Извини, дорогая, батарейка садится, — пробормотал он торопливо и нажал на кнопку «отбой».

Из ванной послышался веселый женский хохот. Игнат взялся за голову, глубоко вздохнул и прикрыл глаза.

— Жизнь не удалась, но попытку засчитали! — произнес он глубокомысленно, даже с пафосом, впрочем, без надежды на то, что кто-то оценит это высказывание, претендующее на место в книге «мудрых изречений». — Василий, будем полагаться на вспышки памяти или ждать сведений со стороны? — поинтересовался он у друга.

— Положимся на цепкий взгляд моего объектива и посмотрим, что у нас сохранилось в этой железякиной памяти, — ровным, можно даже сказать, равнодушным голосом отозвался Василий, которому произнесение большинства звуков давалось явно легче, чем другу. При этом он взялся за камеру.

Вот они, чудеса цивилизации и компьютерной фотографии! На довольно большом экране во всю заднюю стенку «Никона» начали появляться неожиданные изображения. Откуда-то вдруг выплыли… цыгане.

Всевидящий объектив запечатлел весь вчерашний вечер, уже ставший одним из воспоминаний богатой на события жизни. В этих воспоминаниях сначала дивно запели цыгане: «К нам приехал, к нам приехал…», подносившие Игнату стопку водки на черном с яркими розами жостовском подносе…

Потом в лихом бесшабашном танце замирали цыганки. И как же хороши были их красные с черным юбки, как гремели каблуки туфель на паркетном дубовом полу, как красивы были внезапно обнажавшиеся ноги… А как звенели мониста из старинных серебряных монет, как сверкали серьги, и какими обжигающими были их взгляды! Но строго смотрел с другой фотографии цыган в черной шляпе с гитарой и с большой серьгой в ухе, давая понять — можешь смотреть, можешь выпить стопку, но руками цыганок не трогай. И всплывали уже отзвучавшие тосты в честь капитана второго ранга Игната Коршикова, его товарищей и его будущей сухопутной жизни.

Картинки возникали в голове Игната, сменяли друг друга и растворялись вместе с прощальным денежным довольствием… Вспомнилась цыганка с трубкой во рту, седая, в яркой косынке, с непременными серьгами и монистами, которая сразу сказала: денег не возьму, «спасибо» за гадание не говори… А ведь нагадала по руке немереную прибыль… А следом их залет в казино… Вот он, этот проклятый шарик, который снова остановился в соседнем секторе, — потому и уплывали от Игната фишки в гавань крупье… Но ведь нагадала цыганка!..

Самые неприятные из воспоминаний — неожиданный проигрыш всего до копейки… Противная рожа оценщика из казино, осматривающего новенькую «Тойоту» Игната. Опять рулетка. И вот сам Игнат, словно кричащий дурным голосом: «Зеро!» Всплыло в памяти красивое лицо темноволосой девушки-крупье и ее тихое, но четкое, как приговор: «Семь, черное». И осознание проигрыша.

Больше фотографий не было, но и без них оба, сидя напротив друг друга этим нерадостным утром, все уже вспомнили.

Домой добирались на «автопилоте», дома запасами в холодильнике и баре — початые бутылка водки и бутылка коньяка — «поминали» отпускные, увольнительные и автомобиль, недавно взятый в кредит. А потом…

Лучше бы и не вспоминать, но ведь и это было!..

Часа в два ночи Игнат, ретиво вскинув упавшую на грудь голову, предложил вдруг:

— Что-то скучно мы с тобой сидим без женского пола. Знаешь, Илья Муромец подъехал к камню и прочитал: «Налево пойдешь?» Ты своих моделей можешь высвистать?

На что, еще не утративший трезвого взгляда на жизнь, Василий живо отреагировал:

— Если ты их увидишь утром без макияжа и без шмоток «от кутюр», тебе плохо станет. Во-первых — кости, во вторых, какой походочкой они ходят — мамма миа!..

При этом он попытался было подняться, чтобы продемонстрировать, как правая нога может уходить влево сантиметров на двадцать от оси движения. Но правая, действительно пошла влево, а левая стремительно подломилась, и он плюхнулся обратно в кресло, благоразумно заключив: