Мирко Благович - Запрограммированная планета (СИ)

– А ч-что говорить, Витал-л-ль Николаич? Я-я-я-а-а-аа… н-не понимаю! – скорчив удивлённую мину, вылупилась Наташа.

– Во даёт! – всплеснув руками, воскликнул я. – Не понимает она. Цирк шапито и главный шапитмейстер Михална!

Удивительно, но такая недюжинная Наташина наглость на какое-то мгновение даже охладила пыл разборок. Вот это выдержка! Обречённые не сдаются.

– Ну а чего ты тогда так волнуешься, а, Наташа? – придавил я воровку взглядом. – Дёргаешься. Гляди-ка, покраснела вся. Заикаешься, бедненькая, оглядываешься. Водички подать? Славунь, подай, пожалуйста, Михайловне воды. Графин в серванте. Можешь?

Вцепившись в стул, сестричка промолчала и даже не пошевелилась. Судя по её виду, чувствовала она себя совсем неважно. И от глотка холодной водицы, наверное, сама бы сейчас не отказалась. Олюшка, побледнев, застыла около шкафа. Кабинет тиснула зловещая тишина.

Я возобновил дознание:

– Чего молчим? Кого ждём? Да ты особо не переживай, Натали. Просто расскажи о себе, как есть. Разрулим по-хорошему. Заикаться, краснеть, бледнеть, лихорадочно искать выход, спасаться от поставщиков, от банковских кредиторов – твоими стараниями теперь это наш удел. А тебе-то что. Как с гуся вода. Всё что можно, ты уже украла и вынесла. Сидишь в бухгалтерии малого предприятия, а не в милиции. Хотя над этим вариантом, наверное, стоило бы подумать. Да и мы со Славуней и Олюшкой – не тайная полиция со скальпелями и пыточными зажимами, не следователи прокуратуры, и даже не инспекторы ОБЭП, а всего-навсего обворованные тобой обычные люди, горе-предприниматели. Отчего же тебе волноваться-то? И вообще, что я тебя убалтываю как маленькую? Рассказывай, давай!

Сжавшись в комочек, Наташа безмолвно зависла на своей табуретке. Выпучила глаза. Молчит. В лице – ни кровинки. Дрожащие кулачки сжаты так, что, кажется, захрустят пальцы. Те самые пальчики, из-за которых я, Славуня и Олюшка до сих пор не смогли вернуть родителям ни единого доллара. Те самые пальчики, из-за которых мы обречённо протоптали угрюмую дорожку в банк и оказались намертво запрессованными в кредитные договора. Те самые пальчики, из-за которых нашей жизнью теперь руководили двадцать два процента годовых. Те самые пальчики, из-за которых наши дети сидели на сухих кашах и слипшихся макаронах, до дыр занашивали растянутые по колена свитера и затёртые курточки. Те самые пальчики, из-за которых мы окончательно потеряли доверие к людям и веру в порядочность…

***

В перерывах моей изобличительной речи отчаянно хлюпал Наташин нос. Высоковольтным напряжением гудели мертвецкие паузы. За окном с рычанием проносились машины. Слышно было, как на улице кто-то с кем-то ругается. И даже как будто собирается драться. И в этом тоже чувствовалось что-то зловещее и предсказательное.

Как бы раскаянно Наташа ни шмыгала, жалость к ней не просыпалась. Жалости нет. Не верим мы теперь в жалость. И никогда больше не поверим. И Славуня, и Олюшка, и я отчётливо понимали: это именно она – веселушка и болтушка Натали – добрая, порядочная, участливая и кроткая, какой её принимали и знали все окружающие, повадилась разорять наш дом. Это именно она вынесла из него последнее. Это именно она довела нас до крайней нищеты, приковав кабальным кредитом к заморским банковским структурам. Это именно она цинично набивала свой бездонный кошелёк и хладнокровно выжидала момент, когда мы, словно обессилевшие мухи в липкой паутине, запутаемся в неподъёмных долгах и панически помчимся за следующим кредитом.

Я продолжил:

– Молчишь? Понимаю. Удобная позиция. Ну, как хочешь. Тогда расскажу я. Если что, поправишь. Для начала, дорогие присутствующие, посмотрим один познавательный документ…

Я потянулся к Наташиной учётной тетради и пролистал несколько страниц:

–…ярко-розовая школьная тетрадь в клеточку. Обычная с виду тетрадка… Т-а-а-к… производитель… ага, ОАО «Заводская бумажная фабрика»…

Я пролистал ещё пару страниц:

– …ну, это понятно. Что у нас на лицевой стороне? Так, ага, вот. Ревизия от пятнадцатого числа сего месяца. Ревизор – Наталья Михайловна. Натаха, твоя тетрадка, что ли? Ну да, твоя. Почерк твой. Молодец! Мо-ло-дец! Аккуратно пишешь. И остатки товара, наверное, так же аккуратно снимаешь, да?

Я перевернул страничку, вторую, третью. На одной из страниц остановился. Присмотрелся. Недоумённо вскинул брови. Перевёл взгляд на Наташу, снова уткнулся в тетрадь. Наташа, искоса поглядывая на двери, крутилась на стульчике, словно болотный уж на раскалённой сковородке.