Мирко Благович - Futurum comminutivae, или Сокрушающие грядущее (СИ)

Отделение сестринского ухода

Здание областного онкологического центра. Серая, мёртвая, жуткая громадина. Недалеко от въезда, во внутреннем дворе центра я заметил небольшую церквушку. Паркую машину. Плетусь к проходной. Я здесь никогда ещё не был. И мне страшно. Страшно от всего. От скорой потери близкого человека. От безысходности. От царящих здесь жути, боли, кошмара. Щербатые коробки больничных корпусов угнетают разум. Атмосфера сырого, гнилого, вонючего кладбища парализует волю. Колючее шило ужаса царапает сердце. Мне тут страшно, очень страшно.

«Вот, оказывается, где он находится, ад на земле. Жутко-то как, Господи!»

На проходной меня тормозят бравые охранники. Интересуются, куда это я направляюсь. Называю фамилию. Сверяют по компьютеру данные. «Вы тут в первый раз?» – «В первый». Объясняют, где что расположено, куда идти и как вести себя на территории онкологического центра. Почему-то спрашивают, готов ли я. Что бы это значило? К чему готов? Какая разница, готов я или не готов? Всё равно пройду. А что, попытаетесь не пропустить? Я бы вам сейчас этого не советовал.

Всё хорошо. Успокаивают. Пропускают. Бросают вдогонку, что им очень жаль. Вам? Очень жаль? Блин, да вам вообще глубоко начхать, настанет для моего кумушкина завтра или нет! И в эти стены тоже пробралось лицемерие Системы!

Иду к центральному корпусу. По скулам вновь текут обжигающие слёзы. Украдкой стираю их платком. Поднимаюсь по входным ступенькам. Захожу. Направляюсь к стойке регистратуры. Комната в тумане. Порывшись в бесчисленных бумажках, книжках и закладках, регистратура направляет меня в отделение сестринского ухода. Почему такое странное название? «Потому что там находятся лежачие больные. Оттуда уже никто не выходит», – буднично объясняет равнодушная дежурная. Спасибо. Поддержали. Час от часу не легче.

Выхожу из корпуса. Набираю номер кума. Звоню Ленке. Пусть подскажет, куда идти. Слушаю гудки… Прострация… Гудки… Прострация… Гудки… Ну же, Ленка, бери трубку! Нервы звенят медными струнами. Ленка отвечает на звонок. Что-то говорю ей. Объясняю. Она мне тоже что-то объясняет. Поворачиваю за угол здания. Иду. Я на верном пути. До кумушкина мне осталось всего ничего. Пятьдесят шагов. И последние два или три дня…

***

Отделение сестринского ухода. Неказистое одноэтажное строение с тяжёлыми входными дверями. Чем ближе подхожу к отделению, тем медленнее шаг. Ещё ближе. И ещё медленнее. Как будто моя пешеходная скорость в состоянии отсрочить что-то жуткое. Захожу в отделение. Там полумрак. Темнота, тишина и неприятный запах. Это запах неживого мира. Сладковато-приторный, лекарственно-гнойный, с нотками ужаса и послевкусием мучительной смерти.

В гулкой темноте коридора рассмотрел одинокую женскую фигурку. Она вросла плечиком в серую казённую стену и, спрятав лицо в ладони, плакала. Это была Ленка. Я тихонечко подошёл. Она медленно повернулась ко мне. Узнала. Шагнула навстречу. Обняла вялыми ручонками, зарылась у меня на груди. Плачет. Я в полном шоке.

Приподняв голову и умоляюще заглядывая мне в глаза, Ленка с видимым усилием прошептала:

– Виталь, что же это такое? Это бред… это не с нами… да? За что? А?

Что я мог ей сказать?! Молчу. Поглаживаю её по голове. До боли стиснул зубы, и снова не хватает дыхания. И снова ртуть воздуха.

– Где кумушкин? – с трудом разлепил губы.

– В палате…

– В сознании?

– Нет… Сегодня утром ещё разговаривала с ним, сидела рядышком…

Она задрожала. Я обнял её крепче. И себя нужно взять в руки! Нужно держаться. Нельзя поплыть.

– Ленка, прекрати… Девочка моя! Слышишь? Я тут. С тобой. Успокойся.

Немного успокоившись, она всхлипнула:

– …сидела с ним рядышком… А он меня уже не слышал… Это наваждение какое-то… Месяц назад… ровно месяц назад… отпуск…

Я провёл Ленку вглубь коридора и усадил на жёсткую коридорную скамейку. Грузно присел рядом. Она продолжила:

– …задумали с Виталькой отдохнуть в пансионате. В лесу. Поехали. Так замечательно всё было! Сосновая рощица, свежий воздух. Гуляли. Белочек с ладошки прикармливали. Такие замечательные, пушистые… хвостики пышные, рыжие… красавушки. Кругом густые сосенки, ели серебристые… брусничники, черника. Природа, облака. Осень! На завтрак – помидорки, сметанка, паштет… ты же знаешь… Виталька любит… Вечером – с берёзовым дымком шашлычок, домашнее вино с корицей. Сядем с ним у костра, рассказываем друг другу истории, смеёмся, мечтаем… Виталька уже тогда чувствовал себя неважно, жаловался, что голова болит, затылок. Пенял на давление. Ну, болит и болит. А у кого в наше время голова не болит? У всех болит! Вот и не обращали внимания. Однажды температура поднялась. Невысокая. Тридцать семь с половиной. Виталька отлежался, а наутро, вроде бы, получше стало. Ходили с ним на речку купаться…