Мирко Благович - Futurum comminutivae, или Сокрушающие грядущее (СИ)

Кокетливо поведя бровью и игриво подмигнув, мол, «не трусь, братец, не такая уж я и опасная!», Фрекен Бок обволокла Тёмыча плотоядным неприличным взором. Он ей по возрасту гораздо больше подходил, чем я. Да здравствует удачное Провидение и моё более позднее явление на свет!

Стоит отдать должное Валерьичу, мастер он, конечно, первейший выкручиваться из безнадёжных ситуаций. Такой себе потомок Остапа-Сулеймана-Берта-Мария-Бендер-бея. Как расскажет иной раз – помереть со смеху. Да и мошенником язык не повернётся его назвать. Обыкновенный вольнонаёмный весельчак-авантюрист. Вот и сейчас. Эта спасительная реплика – «иностранцы»! А Тёме только попади на язык. Не раз на своей шкуре проверял.

Не успела пожилая женщина закончить свой вопрос, как Тёмыч моментом расправил плечи, засиял обворожительной улыбкой и, опасливо косясь на шумно дышащую Фрекен Бок, нежно прожурчал:

– Э-э-э… хороший есть утро… вумэн!

И это при том, что заходили мы в обеденный зал, общаясь на отличном русском. Но, видимо, обалденный запах пропечённой пиццы раскрыл в Тёме способности к иностранным языкам. Учитывая, что по-английски он знает слов пять-шесть, не больше, сцена выглядела ещё более комичной.

– Э-э-э… гуд город! Сенк ю… мэм. О-кей… Е-е-е…

Отчаянно урчавший живот Валерьича безбожно ломал его русскоязычное произношение. Я – рядом завис, тоже весь иностранный такой, интеллигентный. Загадочный, как Киса Воробьянинов – отец русской демократии. Хлопая бэньками, молчу. Тоже поскрипываю пустыми потрохами.

Дамы оживились.

– А вы чё-й-то, сурьёзно иностранцы? – недоверчиво поинтересовалась пожилая женщина. И тут же смутилась. Как можно было подозревать таких симпатичных молодых людей, пускай даже и немножко помятых? Девица в чепчике оскалилась ещё сильнее, хищно засияв белоснежными жемчужинами зубов.

– Ага, – не моргнув глазом, по-русски подтвердил я. И совершенно неожиданно, сам не знаю почему, добавил:

– Мы… из Италии!

Валерьич, ошарашенный таким замесом, медленно обернулся ко мне и приоткрыл рот. Я торжествующе повернул к нему свою кубышку. Теперь мы – итальянцы! Опомнившись (видимо, желудок снова напомнил о густо пахнущем сытном завтраке), Валерьич продолжил импровизацию:

– Йес… вумэн! Он… есть… мой… эээ… транслейтед…

– Переводчик! – «помог» ему я.

– Йес, йес! Перь-е-водь-щик!

Дамы засуетились. Пожилая женщина молодой слонихе – раз, локтем в бок:

– Давай, Зинка, чё-й-то расклячилась! Иностранцы!

И с милой улыбкой тут же обернулась к нам (чи-и-и-з):

– Располага-а-айтесь, гости родненькие! Чу-у-увствуйте себя, яки дома.

«Подозрительно радушный приём для чужих людей, – подумал я. – Верно, тут какой-то подвох». Как оказалось, подвоха никакого не было, и такая хлеб-соль объяснялась весьма просто. Выяснилось, мамаша не только проявляла исконно русское гостеприимство, но и в очередной раз пыталась пристроить в жизни свою дочь. Да всё никак.

Ясное дело. Кому под танк охота.

Меня и Тёмыча усадили за небольшой, на две персоны, столик, накрытый старенькой цветастой скатертью. И тут же развернулась самобранка! Как по волшебству: румяная пицца, горячие котлетки, свежие помидоры (и это зимой!), малосольные огурчики, две пиалочки наваристого куриного бульона. А к ним, словно в завершение кулинарной композиции, запотевшая бутылка дорогого армянского коньяка на стол – бац!

Тёму при виде такой запотевшей радости передёрнуло. Торопливо прикрыв рот ладошкой, диким взором он уставился на дорогой клоповник. Я вообще отвернулся куда подальше. Чувствую, подкатила вторая волна предательской тошноты. Под кадыком снова заплескался обжигающе ядовитый, ненавистный национальный колорит. Решительно отодвинув бутылку марочного «Арарата» в сторону, я попытался не выдать своего похмельного отвращения. Тоскливо провожая взглядом ускользающее лекарство, Тёмыч брезгливо поморщился.

– Этого не требуется, – не терпящим возражения тоном отчеканил я. И отодвинул бутылку вообще на край стола. – В Европе это не модно! Уберите, плиз!

– А-а-а-а… да-да, конечно-конечно, – покорно закивали женщины. – А вы из какого энто города?

– Из Ри-и-и-о мы! – небрежно бросил Тёма (щирый хохол!) и, тут же смекнув, что протупил, а это чревато лишением вкусного завтрака, глубокомысленно повёл бровью и проникновенно добавил:

– Бикоз… вумэн…

«Бикоз» от английского because вообще-то означает «потому что» или «поскольку». Да и Рио-де-Жанейро – совсем не Италия. Видать, Тёмыч географию с голодухи запамятовал.