Ксения Спынь - Дальний свет

— А почему для меня особенно? — тот сразу насторожился и подобрался.

— Ну как же! Кто у нас, главным образом, вёл переговоры? Конечно, главный мастер дипломатии, Сергей Вислячик.

— Но подожди… Подожди, я ведь просто выполнял твои указания. Я…

— Рекомендации, только рекомендации.

— Рекомендации, да. Но ведь идея изначально была твоя! И процесс… во многом был на тебе…

— Да, правда? А я и забыл уже… Надо у ребят спросить — может, они помнят, хотя это не факт, конечно, совсем не факт. Вот про тебя точно все вспомнят, — он одобрительно похлопал Вислячика по плечу. — Да и разговорчики… телефон у нас записывает опять-таки… Ну да неважно.

Тот смотрел оторопело. Тихо — видимо, невольно вырвалось — проговорил:

— Зачем ты?..

— Зачем не заверил с печатью, что идея была моей? Потому что дурак и недальновидный… Что ж с меня возьмёшь.

— Нет, я не об этом! Может, что-то надо… — он с невинным непониманием взглянул на Вислячика. — Может, я могу здесь чем-то помочь?

— Воот, вот это правильный подход, — одобрительно кивнул он. — Ты очень можешь помочь и, я бы даже сказал, в сложившихся обстоятельствах — должен.

— Нужна моя материальная поддержка? — сразу просиял Вислячик. — Да?

— Ну что — материальная поддержка! — раздражённо отмахнулся он. — Вот люди, всё сразу в деньгах мерить, всё в деньгах! Как так можно…

— А что тогда? — Вислячик взволнованно и внимательно уставился на него.

— Тогда — вот что, — он аккуратно притянул к себе Вислячика и заговорил вполголоса. — Ты должен сделать так, чтоб ушёл Клементинов. Конечно, через госпожу Мондалеву. Он почитай в высших кругах, поэтому без высочайшего волеизъявления госпожи Мондалевой его не уйдут.

— Но… это ведь ты и сам можешь сделать.

— Нет-нет, мне никак нельзя, — он добродушно покачал головой. — Я не настолько близок к этой области, чтоб вдруг проявлять рвение… К тому же, что касается Клементинова, то меня можно заподозрить и в личной неприязни: он плохо отзывался обо мне, и вообще… не будем поминать прошлое. А вот ты человек в этом плане незаинтересованный.

— Да, — пробормотал Вислячик, — но…

Повисло молчание.

— Что? Боишься, что ли? — он рассмеялся. — Что он тебе из отставки-то сделает.

— А если не будет отставки?

— А ты сделай так, чтоб была. Не знаю… придумай повод, по которому тебе было бы естественно к ней обратиться, найди убедительные аргументы… Ты ведь мастер!

Вислячик окончательно сник, но всё же кивнул.

— Ну вот и отлично, значит, договорились, — с улыбкой заключил он. — Хотя, конечно, материальная поддержка тоже никогда не помешает.

Казалось, течение принесло её из далёких вод — таких далёких, что здесь о них не помнили. Лодка чуть покачивалась на волнах, нос устилали охапки цветов — лютиков, вербены, лаванды. Поверх угловатой аркой проплыл мост; над ним же, на берегу, вставали дома: чёрные против солнца шпили тянулись в небо, башенка с часами разливала летящий перезвон, будто перекликалась сама с собой; город тянулся с обеих сторон, звал пристанями и площадями, на которых разгуливали люди. Они не узнавали пока пришелицу, и она была рада, что здесь инкогнито.

Площади и башни манили к себе, но лодка ушла дальше по течению и прибилась к песчаной отмели под крутым склоном. Она вышла из лодки; птицы слетели с её руки, подхватили венчики цветов и устремились вперёд, предвещая её появление.

Наверху разлёгся парк, и было людно, будто на ярмарке. Здесь ходили в масках и нелепых карнавальных костюмах, вращались вокруг огромного солнца-колеса, будто не в силах сойти с пути: ослы с клешнями крабов, жабы с огромными молотками в крепких руках, ощерившиеся пасти гиен, чьи глаза были замотаны изолентой. Многие прятали что-то под широкими полами одежд, некоторые перебрасывались, играя, хрустальными шариками, в которых тлели чужие миры, иные заводили всё одну и ту же песню, вдруг замолкали и с новым кругом колеса начинали вновь. Большинство же копошилось в грязи, будто и в самом деле надеялось найти там что-то желанное.

Маски и костюмы, заметила она, не собственные, взяты напрокат. Те, кто уходят, оставляют здесь шелуху, и новые, новые рядятся в те же обличья. Интересно, какая маска у неё…

Она остановилась у врытого в землю бездонного бочонка, заглянула через край. Меж досок плескалось переливчато-красное — вино или, может, вишнёвый сок… Одна из птиц, пролетев, обронила туда лютик, и жижа сразу обратилась в прозрачнейшую воду, что только чернела далеко в глубине. Вода отразила лик: гладкая белая маска без признаков и черт, такую должны носить те, кто слышит тончайшие струны и не имеют права забить их голос своим.