Рэйчел начала рассказывать о своей новой работе: о срочном вызове из агентства, ошеломительном перемещении из Лидса в южноафриканский сафари-парк, об избыточном изобилии ее нового дома, сизифовом труде по избавлению Лукаса от чувства превосходства, о сложностях в общении с Грейс и Софией, близняшками Ганн, выточенными изо льда. Джейми подсел к ним в середине ее рассказа; как и Лору, его заинтриговало описание домашней среды обитания супербогачей, обычно непроницаемой для посторонних глаз.
— И как они с вами обращаются? — поинтересовался он. — Как с ровней или как с обслуживающим персоналом?
Рэйчел замялась. Джейми не только задал трудный вопрос, он еще и был хорошо собой, и это обстоятельство сбивало с мысли.
— И так, и этак, наверное. — Усилием воли она сосредоточилась на беседе. — Разумеется, с людьми вроде меня они обычно не общаются, но… некоторое уважение они мне выказывают, пусть и в странной форме.
— Вероятно, для них вы — олицетворение того, что они высоко ценят. Вы закончили Оксфорд. А та женщина выросла в Казахстане и прежде была моделью. Теперь же ей приходится расчищать себе место в верхних слоях британского общества. Пусть она имеет практически все, что можно купить за деньги, но вы как личность обладаете многими иными вещами, неосязаемыми и для нее вожделенными, — традициями, культурой, привилегированностью, историей. Как бы вы сами себя ни ощущали, она , очень возможно, воспринимает вас именно так. И здесь очень кстати лорд Лукрэм с его комиссией: эта женщина видит в вас нечто, существующее вне рынка, и единственный известный ей способ реагирования — прикинуть, сколько это может стоить. Британское образование — точнее, определенная его разновидность — одно из немногих национальных достояний, что мы сумели сберечь, и, как многое прочее, мы готовы сбыть его по сходной цене богатому покупателю. Я на такое насмотрелась за годы работы в университетах.
— Я чувствую, — сказала Рэйчел, — что есть два мира, мой и их, и эти миры сосуществуют и находятся очень близко, почти рядом, но перейти из одного в другой нельзя. — Она улыбнулась: — Разве что через волшебную дверь.
— Что за волшебная дверь? — спросил Джейми.
— Ну, это я ее так называю. Проникнуть из моей части дома в их комнаты я могу только через нее. Она похожа на огромное зеркало. И ты через него проходишь.
— Как Орфей в фильме Кокто, — обронила Лора.
Ни Рэйчел, ни Джейми не поняли ремарки, и Лоре пришлось объяснять: в мифе об Орфее, переосмысленном Кокто, поэт попадает в загробный мир через зеркало, растаявшее до жидкого состояния, когда Орфей вошел в него. Поразительно и одновременно типично, что никто из них не видел фильм, снятый в 1950-м и до недавнего времени считавшийся гениальным.
— Знаю, что сказал бы Роджер, — добавила Лора. — Вы не рветесь смотреть великие старые фильмы, потому что у вас слишком большой выбор . В прежние времена смотрели бы как миленькие, потому что ничего другого по телевизору не показывали, а заняться больше было нечем.
— Как Гарри? — вспомнила Рэйчел о семье Лоры, когда та упомянула имя мужа.
— Нормально. Хорошо учится в своей новой школе. — Этим Лора и ограничилась. Как и раньше, она не желала говорить и даже подолгу размышлять о сыне, а потому поспешила сменить тему: — А если хотите послушать о столкновении разных миров, спросите-ка Джейми, где он был в прошлые выходные.
— Вы серьезно? — он бросил на Лору умоляющий взгляд. — Думаете, Рэйчел стоит об этом знать? Мы только что познакомились.
— Нет, вы должны рассказать. Ничего более очаровательного я в жизни не слышала.
— Позорная история.
— Вам нечего стыдиться. Вы отлично справились с ситуацией. И если повезет, Рэйчел сочинит об этом рассказ. Когда я преподавала ей в Оксфорде, она написала несколько рассказов. Очень хороших, между прочим.
Рэйчел покраснела от похвалы. И ее одолевало любопытство, и Джейми понял, что от повествования о своих подвигах ему не уйти.
— Ладно. На прошлой неделе, — с видимой неохотой начал он, — у одного моего друга была свадьба, и накануне вечером мы все отправились на мальчишник. В стрип-клуб. Это не я предложил. Раньше я никогда не бывал в таких местах — не приходилось, не хотелось, — так что я был не очень подготовлен к тому, что там происходит. Не успел я толком оглядеться, как несказанная красавица с умопомрачительной фигурой, в обычной жизни на меня такая и не взглянула бы, садится мне на колени, вращает бедрами, относительно голыми, и смотрит прямо в глаза. И я подумал, что… от меня чего-то ждут. Какого-то отклика. Наверное, надо что-то сказать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу