Андрей Волос - Из жизни одноглавого

«Что делать, что делать!» — вздыхала иногда Наталья Павловна.

Сам я начал собираться в дальнюю дорогу. Осень окончательно и твердо вступила в свои права, и, кроме зимы, ничего здесь ждать не приходилось.

В раздумьях насчет подходящих попутчиков я вспомнил веселую компанию московских Luscinia luscinia. Когда-то я крепко дружил с одним из них. Он даже научил меня выколачивать трели до десяти колен, а сам, понятное дело, легко брал заветные двенадцать, приводя в восхищение поздних посетителей Летнего сада… К сожалению, однажды мой друг пропал — говорили, пэтэушники убили из рогатки. Но кое-какие связи в среде Luscinia luscinia остались, я вышел на руководство и договорился о взаимопомощи.

Все было решено.

Понятно, что в последнюю ночь я спал плохо.

Постель Натальи Павловны белела в полумраке, и мысль о скором расставании не давала мне покоя. Мы сжились, привыкли друг к другу, я взял на себя многие заботы… Каково ей будет остаться одной?

Но увы: ведь она не может лечь на крыло. А я — я решил твердо: улетаю.

Что делать!.. Проживет как-нибудь. Она не совсем одна. Красовские заходят… Подружилась с Петей, со Светланой Полевых…

Дай бог, чтобы у Светланы тоже все было в порядке… Я ничем не могу помочь, но все же: вдруг еще когда-нибудь вернусь? Вернусь — а все живы-здоровы, кресла-каталки нет и в помине… Вот было бы здорово!..

В конце концов я задремал, а потом вздрогнул и проснулся, потому что на пуфике у комода снова сидел Калабаров.

— Ой, — пробормотал я.

— Тише, — предостерег он. — Не хлопайте крыльями.

— Да, да… Хорошо, что заглянули…

— Как не заглянуть! — усмехнулся он. — Ведь вы, я слышал, уже на чемоданах?

— Где слышали?

— Неважно, где… Мало ли слухов по свету ходит. Собрались?

— Собрался, — покаянно кивнул я. — Улетаю.

— В теплые страны?

— Ну да, — вздохнул я. — На берег вечно лазурного моря.

Калабаров покачал головой.

— Будете меня там навещать?

Он хмыкнул, не ответив.

— Наверно, мне там будет одиноко, — пояснил я. — Все-таки, знаете… с рождения. Как ни крути, а Родина здесь. Так заглянете?

— Я бы со всей душой, — вздохнул он. — Да, боюсь, не придется.

— Почему? В пятницу я рассчитываю сесть на пальму. И милости прошу.

Калабаров усмехнулся.

— Интересно будет посмотреть…

— На что?

— На то, как это у вас получится.

— А что, собственно, может не получиться? — спросил я, чувствуя холодок. Опять он меня возмутил: загадки загадками, но нужно и меру знать! — Что вы имеете в виду?

— Нет, нет, ничего особенного! — Калабаров успокоительным жестом растопырил перед собой ладони. — Не волнуйтесь. Просто никуда вы не улетите. Я, собственно, хотел предупредить, чтобы для вас это не оказалось сильным ударом.

— С чего вы взяли?! — Я возвысил голос. — Юрий Петрович, в конце концов у меня тоже терпение не железное! Я готовлюсь к такому серьезному шагу!.. я многое для себя решил!.. на многое взглянул иначе!.. мне бы хотелось, чтобы вы проявили маломальское понимание!.. и я вправе рассчитывать, что после стольких лет дружбы вы!..

Я задохнулся.

— Тише, тише, — поморщился он. — Наталью Павловну хотите разбудить? Тогда не договорим…

— Ну а что вы тогда? — тихо сказал я. Мне на самом деле стало горько. — Юрий Петрович, ну обидно же!

— Не обижайтесь бога ради, Соломон Богданович, — сказал он таким тоном, будто я завел речь о каких-то совершенно никчемных вещах. — Сами говорите: столько лет вместе — и так кипятитесь. Примите как данность — и дело с концом.

— Вы хотите сказать, что все мои мечтания напрасны? — холодно спросил я. — Вы хотите сказать, что сейчас, когда я решил вырваться на свободу, у меня не получится? Мне казалось, вы и без лишних слов меня понимаете! Избавиться от гадкого ощущения поднадзорности! От вечной оскорбленности, какую не может не порождать в душе честной птицы деятельность этого государства! Я не могу ничего сделать с этим — корпорация заткнула все дырки, пережала все артерии, задавила все живое! Единственное, что могло бы поправить дело, это их собственная воля, их собственный стыд и ужас при взгляде на дела рук их! Но нет у них ни стыда, ни ужаса, и сделать ничего нельзя! Да только я — я не хочу в этом участвовать, и я могу уйти!

— Как будто я не понимаю! Уж такие вы мне свежие новости сообщаете… — Он вздохнул. — Ладно, не будем ссориться. Может быть, я и ошибаюсь на ваш счет, кто вас знает… В любом случае, Соломон Богданович, желаю удачи. Улетите — я вас там найду. Не улетите — здесь встретимся. В общем, не прощаюсь.