Андрей Волос - Из жизни одноглавого

Минут через десять вместо него подваливает, как было велено, какой-то серый. Довольно невзрачный еще, весенний. Вытягивается, клювом щелкает.

— Что так долго, — говорю недовольно. — Заснули все?

— Соломон Богданыч, — отвечает извиняющимся тоном. — Простите, бога ради, не дослышали. Если б дослышали, мы б тогда в секунду. А этот глупый буряк… честное слово, как полено, ничего толком сказать не может. Если б сказал, мы б тогда…

— Если бы да кабы, — говорю саркастически. — Буряк тебе виноват. Все с тобой ясно. Ладно. Вороной где?

Удивляется, но без кипиша.

— Дяденька, откуда ж нам знать, где Вороной. Мы птицы невеликие. Знаю только, что все больше на югах шарится, где-то за Волгоградкой…

Ага, думаю, и то хорошо: если шарится, значит жив.

— Труби тревогу, — говорю. — Гони, как ветер. Хоть всех на уши ставь, но чтоб Вороной у меня вскорости был. Понял?

— Я… — начинает что-то блеять.

— Ты понял, спрашиваю? — повышаю голос. — Давай без болтовни. Одно крыло тут, другое там. Пошел!

Ну да понятное дело: скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но все-таки в конце концов что-то тяжкое с топотом шварк на карниз — Вороной.

— Ох, Соломон Богданович, — говорит, переводя дух. — Аж из Братеева вынули. Ты прикинь — едва домахал. Годы-то какие. Ну здорово.

— Здорово, рад тебя видеть! — И добавляю тем фальшивым тоном, какой всегда появляется в таких случаях: — Какие твои годы! На тебе еще пахать и пахать. Вон грудь-то какая.

— То-то ты меня и припахал… — Вяло машет крылом: мол, не надо его взбадривать, он лучше знает. Но сам, старый потрох, все же щурит целый глаз и клювом пощелкивает — приятно ему.

— В общем, слушай, Вороной. Задача такая…

Рассказываю.

— Да, — ошеломленно тянет Вороной. — Дела!

— Ага, — говорю я. — Дело серьезное. Ну а что ты хочешь? — это тебе не золотую бумажку из-под творожной массы из помойки тырить.

Между прочим, ошеломить Вороного не так просто. Он и огонь прошел — до сих пор хвост паленый, и воду, тут и говорить нечего. А года три назад тайком через чердак пробрался в консерваторию, чтобы, когда все уйдут, поживиться чем-нибудь в буфете. Но его там почему-то дня на три заперли, а в буфете только коньяк и горошек в банках, — тут-то ему и медных труб, по его собственным словам, хватило вдосталь.

— Но все же не боись, — продолжаю. — Дело, конечно, нешуточное. Но с другой стороны посмотреть: и не такие бывали. Все пройдет как по маслу. Надо только четко организовать. Я бы сам, да мне отсюда полноценного выхода нет.

— Да, — задумчиво повторяет Вороной. — Можно, конечно. И не такое делали. Сизых собираешься задействовать?

Мне вопрос понравился. Стало быть, первый этап завершен: идею Вороной принял, а теперь уж по-деловому обсуждает всякого рода мелочи.

— Сизых-то? — так же задумчиво переспрашиваю я. — Хорошо бы, конечно, да уж больно они глупые.

— Это верно, — соглашается Вороной. — Но в таком деле сизые незаменимы.

— Почему это?

— Жрут много.

— Ах, это…

— Ну да. Наш брат на подножном корму: что потопали, то и полопали. А им, дуракам, старушки то хлеба накидают гору, то пшена насыплют полвагона…

— Точно, как с куста, — киваю я, понимая, что ему страсть как хочется пожаловаться на жизнь: со своими-то он мрачный герой, а мне можно поплакаться в жилетку. Только чтобы никто не видел.

— Просто зло берет, как посмотришь! За какие такие заслуги? Если только за дурость, потому что дурее сизых только желтопузые. Но про желтопузых разговора нет: мелочь домашняя. Головенка с кедровый орех. А сизые все-таки полноростные, нашего брата догоняют…

— Так и есть, — киваю я. — Просто лошади. Если б им еще ума в размер… Но ты прав: от больших и многожрущих много пользы может произойти — выхлоп значительный. Да как организовать тупую шоблу?

— Ничего, — ободряет он. — Я сделаю. Сгоним заранее в большие стаи, разобьем на сотни, сотни на десятки. На каждый десяток по серому. На сотню — по заслуженному серому. И поведем как миленьких. Главное — до места строем добраться, а там уж дело нехитрое, все по команде. Отлично выйдет!

Оговорили кое-какие детали, а тут и Наталья Павловна вернулась — едва успел я форточку прикрыть.

В общем, исполнение первой части моего плана легло на плечи Вороного — а на Вороного я мог положиться как на самого себя.

Что же касается второй части, то здесь никто не мог мне помочь. Был бы известен адрес Пети, так стоило лишь поручить доставить письмо, и тот же Вороной обтяпал бы дельце в лучшем виде — тем более что оно представляло собой сущий пустяк по сравнению с тем, за которое он уже взялся.